Путешествия во времени. История - [11]
Английский писатель не мог надеяться на международное литературное признание, до тех пор пока он не опубликовался во Франции, и Уэллсу не пришлось долго ждать. «Машину времени» перевел Анри Даврэ, узнавший в авторе наследника знаменитого мечтателя Жюля Верна, и почтенное издательство Mercure de France издало роман в 1898 г. под заголовком, который, правда, в переводе слегка изменил смысл: La macine à explorer le temps[36]. Естественно, авангардисты обожали идею путешествий во времени: вперед! Альфред Жарри — драматург-символист и большой озорник, а также энтузиаст велосипеда, пользовавшийся псевдонимом Доктор Фаустролл, — немедленно состряпал шутливую инструкцию под названием «Комментарий по практическому строительству и обслуживанию машины для исследования времени». Машина времени Жарри — это велосипед с рамой из слоновой кости и тремя гиростатами с быстро вращающимися маховиками, цепными передачами и храповиками. Рычаг с рукояткой из слоновой кости регулирует скорость. А дальше идет наукообразная чепуха: «Следует отметить, что у машины два прошлого: прошлое, предшествующее нашему настоящему, которое мы называем реальным прошлым; и прошлое, создаваемое машиной, когда она возвращается в наше настоящее, и которое, по существу, есть обратимость будущего». Разумеется, время там — четвертое измерение[37]. Позже Жарри сказал, что восхищался уэллсовским «завидным хладнокровием», позволившим сделать его наукообразные разглагольствования такими убедительными.
Fin de siècle был уже совсем близко. Готовясь к празднованиям встречи 1900 г. в Лионе, производитель игрушек Арман Жерве, любивший всевозможные новшества и автоматы, заказал свободному художнику по имени Жан-Марк Коте набор из 50 гравюр, изображающих тот мир чудес, который мог бы существовать en l’an 2000 — в 2000 г.: люди занимаются спортом на собственных крохотных самолетиках, воюют на дирижаблях, играют в подводный крокет на дне моря. Может быть, лучшая из них изображает классную комнату, где дети в бриджах по колено сидят, сложив руки, за деревянными партами, а их учитель скармливает книги какой-то перемалывающей машине, которая приводится в движение вручную. Очевидно, книги в машине перемалываются в массу чистой информации, которая затем передается по проводам вверх, по стене и потолку, а затем поступает в своего рода наушники, надетые на головы учеников.
У этих провидческих картин есть собственная история. В свое время они так и не увидели свет. На прессе в подвале фабрики Жерве в 1899 г. успели откатать всего несколько комплектов, когда Жерве умер. Фабрику сломали, и содержимое того подвала оказалось забыто на 25 лет. В 1920-е гг. один парижский антиквар, наткнувшись на наследие Жерве, купил все целиком, включая и единственный комплект гранок открыток Коте в безупречном состоянии. Пятьдесят лет он держал их у себя, пока, наконец, не продал в 1978 г. Кристоферу Хайду — канадскому писателю, случайно зашедшему в его магазинчик на Рю-дель-Ансьен-Комеди. Хайд, в свою очередь, показал их Айзеку Азимову — ученому и писателю-фантасту российского происхождения, на счету которого к тому моменту было 343 написанных или отредактированных им книги. Азимов сделал из открыток En l’an 2000 еще одну, 344-ю, книгу «Грядущие дни» (Futuredays). Он увидел в этих открытках нечто замечательное, нечто по-настоящему новое в длинной череде пророчеств.
Пророчество — древний жанр. Профессия предсказателя будущего существовала на протяжении всей письменной истории. Предсказатели и пророки, гадалки и прорицательницы всегда относились к самым уважаемым профессиям, хотя и не всегда вызывали доверие. В Древнем Китае была «Книга перемен» (
Но будущее, предсказанное прорицателями, всегда оставалось частным делом. Гадалки рисовали свои гексаграммы и раскладывали карты таро, пытаясь заглянуть в будущее отдельного человека: болезнь и здоровье, счастье и беда, высокие темные незнакомцы… Что же до мира в целом, то он никогда не менялся. Большую часть истории мир, в котором должны были, по мнению людей, жить их дети, полностью совпадал с миром, который они сами унаследовали от своих родителей. Одно поколение походило на другое как две капли воды. Никто не просил оракула предсказать характер повседневной жизни в грядущие годы.
«Положим, мы оставим в стороне гадания и предсказание личной судьбы, — говорит Азимов. — Положим, мы оставим также в стороне вдохновленные свыше апокалиптические пророчества. Что тогда останется?»
Футуризм. В том смысле, в каком его определил заново сам Азимов. Герберт Уэллс на рубеже веков говорил о будущности (futurity), а чуть позже группа итальянских художников и протофашистов присвоила себе слово «футуризм» (futurism). Филиппо Томмазо Маринетти
