Путешествия мужиков - [2]

А послѣ нагрузки живымъ грузомъ всѣхъ щелей судна прекращаются и пятачковыя уступки. Такъ было на одной камской пристани.

Пароходъ былъ уже полонъ. Но на конторкѣ стояла большая толпа крестьянъ съ мѣшками и котомками за плечами. Между партіей и пароходнымъ начальствомъ велись переговоры.

— Сколько съ десятка-то берете? — спрашивалъ одинъ изъ партіи.

— По рублю восемь гривенъ, — отвѣчалъ кассиръ.

— Съ носа?

— Нѣтъ, съ пары ушей.

Несмотря на серьезный моментъ (пароходъ стоялъ всего нѣсколько минутъ), этотъ отвѣтъ вызвалъ хохотъ среди толпы. Только тотъ мужикъ, который стоялъ впереди и велъ переговоры, не терялъ тревожнаго выраженія. Подождавъ немного, онъ опять обратился къ кассиру съ разными предложеніями.

— Уступите, ваше степенство, хоть чуть-чуть… — говорилъ онъ и слѣдилъ за всѣми движеніями кассира.

— Ну, хорошо, рубль семьдесятъ пяти — сказалъ кассиръ презрительно.

— А ежели бы двугривенный?

— Не могу.

— Нельзя?

— Убирайся къ чорту! — лѣниво проговорилъ кассиръ.

— Та-акъ-съ! — протянулъ парламентеръ и сдѣлался мрачнымъ: пароходъ черезъ нѣсколько минутъ долженъ былъ отчалить. Но онъ все-таки не терялъ мужества и ободрялъ волновавшихся сзади него мужиковъ.

— Подожди, ребята, уступитъ, — говорилъ онъ вполголоса, а громко продолжалъ рядиться. Было, впрочемъ, замѣтно, что кассиръ (онъ же и помощникъ капитана) больше не уступитъ. На дальнѣйшія убѣжденія парламентера онъ отвѣчалъ свистками.

— Стало быть, уступки не будетъ? — спросилъ парламентеръ нѣсколько угрожающе, давая понять, что онъ уведетъ мужиковъ и на другой пароходъ.

— Второй свистокъ! — крикнулъ помощникъ, вмѣсто отвѣта. Партія заволновалась и ближе придвинулась къ трапу, еле слушаясь своего парламентера; нѣсколько слабодушныхъ даже сунулись на пароходъ, но парламентеръ оттащилъ ихъ назадъ и на минуту водворилъ дисциплину въ своихъ рядахъ.

— Ну, ваша милость, хоть по гривнѣ еще сбавьте, а? Ну, нельзя, такъ уйдемъ на другую канпанію! — проговорилъ взволнованный парламентеръ, пуская въ ходъ послѣднее средство- Айда, ребята, на другую канпанію! Ежели тутъ не уступаютъ, тамъ уступятъ.

Но непріятель-кассиръ не обратилъ ни малѣйшаго вниманія на эту хитрость.

— Третій свистокъ! — крикнулъ онъ наверхъ.

Мужики дрогнули и заволновались. Парламентеръ, видимо упалъ духомъ, хотя наружно продолжалъ держаться твердо.

— Что же, ребята, надобно идтить на другую канпанію, — сказалъ онъ, самъ не вѣря своимъ словамъ.

— Убирай трапъ! — крикнулъ помощникъ.

— Стой, стой, подожди! — вдругъ закричало нѣсколько голосовъ со стороны побѣжденныхъ, и мужики безпорядочно бросились бѣжать по трапу на пароходъ, толкая другъ друга и чуть не сбивъ съ ногъ въ воду бывшую между ними бабу.

Одинъ только парламентеръ не спѣшилъ. Видя бѣгство своего деморализованнаго отряда, онъ побрелъ на пароходъ послѣ всѣхъ, медленно и опустивъ голову, словно отдавался въ плѣнъ.

Отчасти это былъ дѣйствительно плѣнъ.

Казалось, немыслимо было больше помѣстить еще четырнадцать человѣкъ. Но новая партія вбѣжала, вѣрнѣе, врѣзалась въ людскую кашу, кипѣвшую на палубѣ, потѣснила ее и безъ остатка слилась съ ней.

Наступала ночь. Дулъ холодный вѣтеръ. На рѣкѣ показались волны съ пѣнистыми хребтами. Но на палубѣ было душно. Не осталось ни одного вершка незанятаго. Бабы и ребятишки въ повалку лежали на скамьяхъ, подъ скамьями, на всемъ полу, по всему пароходу отъ носа до кормы. Мужики больше сидѣли или толклись кучами до бортовъ, не находя мѣста, гдѣ бы поспать и отдохнуть.

Отдѣльныя физіономіи смутно мелькали въ сумеркахъ, сливаясь въ какое-то огромное живое тѣло. Ни одного лица нельзя было запомнить. Только недавняго парламентера мнѣ удалось замѣтить. Онъ сидѣлъ скрючившись возлѣ входа во второй классъ и дремалъ. Шапка у него лежала на колѣняхъ, голова качалась изъ стороны въ сторону и печать покоя лежала на всемъ его пестромъ лицѣ. Тутъ, вѣроятно, онъ и проспалъ всю ночь.

На утро я опять его увидалъ, но онъ уже снова выглядѣлъ бодрымъ, встревоженнымъ, хлопочущимъ. Партію свою онъ собралъ вмѣстѣ, въ носовой части парохода, и что-то такое въ сильномъ раздраженіи объяснялъ.

— Животъ подвело!… Ишь какія новости! А какъ ежели мы безъ копѣйки-то останемся на дорогѣ, да Христовымъ именемъ будемъ побираться, тогда какъ? Нѣтъ, ребята, ужь лучше пожуемъ хлѣба, да до мѣста дойдемъ, ничѣмъ сейчасъ, проѣсть-пропить все дочиста и опосля шастать подъ окнами… Вотъ луку купимъ и пожуемъ съ хлѣбомъ — больше не полагается… И еще вотъ что, ребята: на пристаняхъ не разбредайтесь. Сохрани Богъ, пароходъ убѣжитъ, а роторый изъ насъ останется, пропалъ тотъ человѣкъ ни за понюхъ… билета другого не на что купить… А какъ на чугунку сядемъ, тогда прямо говори — пріѣхали къ самому къ мѣсту… Абы денегъ-то хватило на чугунку…

Я подсѣлъ и мы разговорились. Партія ѣхала изъ Вятской губерніи на югъ къ лѣтнимъ работамъ. Нѣкоторые уже бывали тамъ, но большинство ѣхало въ первый разъ и безъ опытныхъ людей ничего не понимало. Самымъ опытнымъ оказался тотъ мужикъ, который командовалъ партіей на пристани и велъ переговоры съ кассиромъ, — ему партія и поручила вести себя. Онъ велъ, добросовѣстно исполняя всѣ обязанности руководителя: торговался на пристаняхъ, заботился о пропитаніи (хлѣбомъ и лукомъ), глядѣлъ, какъ бы кто на пристани не потерялся, и, казалось, былъ очень озабоченъ тѣмъ, какъ бы кто изъ его «ребятъ» не попалъ подъ колесо… На его честномъ, хотя облупившемся лицѣ постоянно была тревога за своихъ, забота, страхъ передъ невѣдомымъ несчастіемъ. Хлопоталъ и надзиралъ онъ за своею партіей, какъ насѣдка за цыплятами, хотя цыплята эти всѣ были взрослые мужики съ просѣдью.