Путешествия Христофора Колумба: дневники, письма, документы - [215]

Я вступил с ними в беседу и вел ее, поскольку было возможно понять их речи, и предложил им выступить в поход совместно, предлагая лодку с оружием. Но они резко отвергли мое предложение, заявив, что не имеют в этом нужды. И так как я возвратился в лодку и оставался на глазах у индейцев близ берега всю ночь, они поняли, что им не удастся напасть на корабли, не обнаружив при этом своих намерений, и сжечь и разрушить их, а поэтому они изменили свой план. В ту же ночь все они ушли в Верагуа, а я вернулся на корабли и сообщил обо всем его сеньории, и он не счел мои вести маловажными. Когда мы стали обсуждать, как наилучшим образом разузнать намерения этих людей, я предложил отправиться к ним с одним только спутником, и так я и поступил, хотя был при этом уверен, что не жизнь, а смерть принесет мне эта вылазка. Я отправился вдоль берега моря, чтобы дойти до реки Верагуа, и встретил два каноэ с индейцами-чужестранцами; они рассказывали мне подробно, что здешние жители собирались в поход, чтобы сжечь корабли и перебить всех нас, и что отказались они от этого только потому, что им помешала моя лодка, и что они обсуждали после этого план нападения и решили повторить набег в течение двух ближайших дней.

Я попросил их взять меня на каноэ и за плату перевезти вверх по течению реки. Но индейцы стали уклоняться от этого, говоря, что ни в коем случае мне не следует ездить вверх по течению, так как не может быть ни малейшего сомнения в том, что меня и моего спутника убьют, как только мы дойдем до селения. Вопреки их советам, я все же добился, чтобы они взяли меня на каноэ, и отправился вверх по течению до самых индейских поселений, жителей которых мы застали в состоянии боевой готовности. Мне позволили пройти к главной резиденции касика. Тогда я сделал вид, что явился сюда как лекарь, чтобы излечить касика от раны, которая была у него на ноге. Благодаря подаркам, которые я роздал, мне разрешили пройти к королевской резиденции, что находилась на вершине холма, близ большой площади, вокруг которой выставлено было 300 человеческих голов: это были головы убитых в одном из сражений. Когда я пересек площадь и находился уже у самого королевского дома, произошло сильное волнение среди женщин и детей, собравшихся у ворот. Они вошли во дворец с громкими криками. Из дворца вышел один из сыновей касика; очень разгневанный, он говорил что-то очень резко на своем языке. Затем он схватил меня и сильным толчком отбросил от себя прочь. Чтобы смягчить его гнев, я сказал ему, что пришел сюда, чтобы вылечить ногу его отца, и показал принесенную для этого случая мазь. Он мне ответил, что ни в коем случае мне нельзя войти туда, где находится его отец. Видя, что таким способом не удается задобрить индейца, я извлек гребень, ножницы и зеркало и попросил своего спутника Эскобара причесать меня и остричь мне волосы.

При виде этого сын касика и другие индейцы были очень удивлены. Тогда я приказал Эскобару проделать то же самое с волосами знатного индейца, а затем подарил ему гребень и зеркало, и этим ублаготворил его. Я попросил дать нам что-нибудь поесть и тотчас же принесли еду, и мы откушали и выпили в мире и согласии с индейцами, и расстались с ними друзьями. Я распрощался с сыном касика и возвратился к кораблям, отдав отчет адмиралу, моему сеньору, обо всем, что произошло, и он выразил большое удовлетворение, выслушав мой рассказ.

Он приказал принять меры предосторожности на кораблях и в соломенных хижинах, сооруженных на берегу; я должен был оставаться там с частью наших людей, дабы разузнать и выведать тайны этой страны.

На следующий день утром его сеньория призвал меня, чтобы узнать мое мнение относительно всего, что надлежит теперь делать. Я считал, что нам следует захватить касика и всех его военачальников, потому что как только они будут заключены под стражу, мелкий люд покорится нам.

Адмирал был того же мнения. Я изложил план боевой операции и способ, каким надлежало ее осуществить, и он приказал сеньору аделантадо, брату своему, и мне вместе с ним выступить с отрядом в 80 человек в поход и привести в исполнение задуманное. Мы отправились в путь, и такую удачу уготовал нам наш господь, что нам удалось взять в плен касика, большинство его военачальников, жен, детей и внуков со всей знатью его рода.

Мы отправили их на суда, но касик бежал из-под надзора человека, который его не уберег, будучи недостаточно бдительным, каковое обстоятельство причинило нам в дальнейшем немало хлопот⁵. В это время богу угодно было послать сильный дождь, и от притока воды открылся выход из гавани, и адмирал провел корабли в море, намереваясь возвратиться в Кастилию, оставив меня в этой стране в качестве контадора их высочеств с отрядом в 70 человек. Мне он оставил большую часть корабельных запасов сухарей, вина, масла и уксуса.

Как только адмирал вышел в море (я остался на берегу с отрядом в двадцать человек, остальные же отправились провожать адмирала), внезапно поблизости появилось множество индейцев (было их более 400), вооруженных палицами, луками и пращами. Они растянулись цепочкой на склоне горы и издали клич, затем другой и потом третий. Благодарение богу! – именно эти возгласы позволили мне подготовиться к бою и к обороне. Мы стояли на берегу у хижин, которые были здесь построены. Они же выстроились на горе, на расстоянии брошенного дротика. Индейцы принялись пускать в нас стрелы и дротики, словно собирались напасть на быка; и стрелы и камни, пущенные из пращей, сыпались на нас, как град. Часть индейцев отделилась от своего отряда, чтобы обрушиться на нас с дубинками. Никто из них не вернулся, однако, назад, и на поле боя остались их руки и ноги, отсеченные нашими мечами, и одни лишь трупы. И до того были они напуганы, что отступили; мы потеряли убитыми из двадцати человек семь, а индейцы девятнадцать, и притом были это самые отчаянные из них. Битва продолжалась три часа слишком, и господь даровал нам победу, которая казалась чудом, так как нас было мало, индейцев же великое множество. Когда битве наступил конец, прибыл с кораблей капитан Диего Тристан