Путешествие вокруг света - [70]

Выше уже отмечалось, что в отношении питания и запасов продовольствия положение на «Рюрике» было не из лучших; кладовые и погреба нуждались в наведении там порядка, для чего была учреждена должность ключника; ее доверили Хорису, обладавшему склонностью и талантом в такого рода делах. Он действительно наладил питание, и мы чувствовали себя прекрасно. Когда в августе мы покидали Уналашку, Хорис позаботился о том, чтобы запастись яйцами морских птиц и засолить щавель, и мы лакомились всем этим еще в поясе тропиков. В Хана-руру и Маниле у сочувствовавших нам капитанов судов он достал разные приправы и пряности, которых у нас не было. Время от времени он организовывал на «Рюрике» выпечку хлеба и т. п. На море все эти вещи гораздо приятнее, чем на суше. Хорис ко всему прочему знал толк в экономии. Но наш друг Логин Андреевич, претворяя свои замыслы в жизнь, действовал с чрезмерным рвением и в соответствии с тем, как он понимал значение своей новой должности, что мне лично не всегда нравилось. Например, вечерами, когда я возвращался с гор, где, выполняя служебный долг, занимался сбором растений и потому пропускал время трапез на корабле, все шкафы были уже заперты, и я не мог получить ни стакана вина, ни сухаря — единственного, на что скромно рассчитывал. И надежды на лучшие времена не было, ибо гостиниц и ресторанов на Уналашке не найти. Итак, новый порядок складывался не в мою пользу. Однако вмешался честный Зыков, также пользовавшийся авторитетом на судне, и сломил упорство реформатора. Положение изменилось к лучшему, и мне больше не приходилось голодать.

Крюков в отношениях с капитаном как в служебных, так и в других делах был почтительно-услужлив, порой даже слишком. Более влиятельному, чем он сам, капитану он оказывал услугу хотя бы тем, что удовлетворял все запросы Хориса, охотно использовавшего эту возможность в своих интересах. Мои воспоминания об Уналашке столь же печальны, сколь приятны воспоминания о Радаке. На многое из того, что было для меня там тягостным, я хотел бы опустить завесу забвения.

Подарок, который обычно преподносят здесь капитану корабля (более знатных особ на острове не бывает),— тонко и со вкусом выполненная камлейка; она действительно превосходно украшена. Начальнику такой подарок обходится дешево. За свой труд бедные алеутские девушки получают лишь несколько иголок и — что ценится так же высоко, как золото и драгоценные камни,— кусочки красного бобрика длиной с руку. Половина этого куска идет на камлейку. Швы изящно украшаются тончайшей бахромой.

Крюков решил преподнести капитану, лейтенанту и каждому из пассажиров по камлейке. Однако позже он сообразил, что незачем тратиться на мою персону. Другие получили подарки, а меня обошли. Тогда Логин Андреевич заявил Крюкову авторитетным тоном, какой он умел придавать своему голосу, что не следует забывать Адельберта Логиновича. Я получил свою камлейку, а Логин Андреевич — мою благодарность.

Крюков сказал капитану Коцебу, что на острове живет столетний алеут, и капитан пожелал, чтобы старца из отдаленного места, где тот жил, доставили к не-му. Прямо-таки мифическая фигура, сохранившаяся со времен свободы, этот человек переживший судьбы своего народа, теперь был слеп и сломлен старостью. Капитан, могущественный повелитель на этом русском острове, заверил старца в своей благосклонности: он сделает для него все, что в его власти. Пусть старик соберется с духом и скажет о самом заветном желании. Старец попросил... рубашку: никогда еще не было у него рубашки.

Во время нашего пребывания на Уналашке алеуты стреляли птиц и делали для нас чучела. Капитану Коцебу и его рвению в области наук Берлинский музей обязан значительной коллекцией северных морских и хищных птиц, которую я ему подарил. Без помощи капитана и его приказаний мне мало что удалось бы сделать и собрать для орнитологии, поскольку свою английскую двустволку я уступил губернатору Камчатки (получить за нее условленную плату мне помешало изменение маршрута). Пара больших ящиков с чучелами птиц - была запакована на Уналашке. Вообще, надо сказать, во время плавания, когда мой сундук до отказа наполнялся собранными материалами, капитан приказывал сколачивать ящики для коллекций и хранить их в запакованном виде.

Я попросил наиболее опытных алеутов сделать чучело небольшого кита. Позже я передал его Берлинскому музею с тем описанием, которое я сделал в журнале «Verhandlungen der Akademie der Naturforscher» (1824, т. XII, tab. 1). Для этого раздела зоологии весьма ценно каждое сообщение. На Уналашке мы наблюдали, как алеуты разделывали тушу кита. Эту неприятную работу с большим старанием выполняло множество алеутов — одному натуралисту здесь делать было нечего. Череп животного мы привезли в Петербург.

На Уналашке нет топлива; деревья там не растут, а плавника море выбрасывает слишком мало. Эту нехватку мог бы восполнить торф, но здешние жители не знают, где его искать и как добывать. Тут недостает скорее технических средств, чем природных запасов. В то время я еще не обследовал ни одного торфяного болота и ничего не написал о торфе