Путешествие внутрь страха - [2]

Первую заграничную командировку Грэхем совершил в тридцать два года. Успех был полным. Начальство открыло, что вдобавок к техническим знаниям он обладает редким для своей профессии даром располагать к себе иностранных чиновников. В следующие годы регулярные поездки за границу стали привычной частью жизни. Грэхему это нравилось. Нравилось посещать чужие города и открывать для себя их своеобразие. Нравилось знакомиться с людьми разных национальностей и с начатками их языков. У него выработалось здоровое отвращение к слову «типичный».

К середине ноября он добрался на поезде из Парижа в Стамбул, из Стамбула сразу отправился в Измир, затем — в Галлиполи. К концу декабря закончил там работу, а первого января сел на поезд до Стамбула, чтобы оттуда ехать домой.

Последние шесть недель выдались напряженными. Работа оказалась трудной, к тому же приходилось обсуждать сложные технические вопросы через переводчика. Трагедия в Анатолии — ужасное землетрясение — опечалила Грэхема почти так же сильно, как и турок. Железнодорожное сообщение между Галлиполи и Стамбулом прерывалось из-за наводнений. Когда Грэхем наконец добрался до столицы, он чувствовал себя подавленным и утомленным.

На станции его встретил Копейкин, представитель компании в Турции.

Копейкин очутился в Стамбуле в 1924-м, вместе с шестьюдесятью пятью тысячами других русских беженцев. С тех пор он успел побывать карточным шулером, совладельцем борделя, поставщиком армейской одежды, прежде чем (лишь управляющему директору известно как) получил нынешнее доходное место. Грэхему он был по душе: толстенький живчик с оттопыренными ушами и неисчерпаемым запасом хитрости.

— Поездка та еще выдалась, да? — спросил Копейкин, увлеченно тряся руку Грэхема. — Жаль, жаль. Ну, рад вас видеть снова. Как поладили с Фетхи?[6]

— По-моему, отлично. По вашему описанию я думал, что будет куда труднее.

— Любезный, вы недооцениваете свое обаяние. С Фетхи обычно нелегко. Но он нам важен. А теперь все пойдет как по маслу. Впрочем, о делах давайте поговорим за рюмкой. Я снял вам номер — номер с ванной, в «Адлер палас», как раньше. Сегодня вечером для вас прощальный ужин за мой счет.

— Благодарю.

— Полно, любезный. А потом сходим немного развеяться. Есть одно модное местечко — кабаре «Ле Жоке». Думаю, вам понравится. Там очень мило, и публика что надо — без всякого сброда. Это ваш багаж?

Грэхем приуныл. Он ожидал, что придется ужинать с Копейкиным, но пообещал себе уже в десять часов принять горячую ванну и улечься в постель с детективным романом. Меньше всего ему хотелось «развеиваться» в «Ле Жоке» или любом другом ночном заведении. Пока они шли за носильщиком к машине Копейкина, Грэхем произнес:

— Пожалуй, мне лучше сегодня лечь пораньше. Впереди четыре ночи в поезде.

— Наоборот, любезный, лучше припоздниться. Поезд отходит только в одиннадцать утра. Я взял вам билет в первый класс. Если устанете — можете спать всю дорогу до Парижа.

За ужином в гостинице «Пера палас» Копейкин делился военными известиями. Коммунисты для него все еще оставались «грязными убийцами» Николая II, и Грэхем порядочно наслушался о победах финнов и поражениях русских. Немцы потопили еще несколько британских кораблей и потеряли еще несколько подводных лодок. Голландцы, датчане, шведы и норвежцы укрепляли оборону. Весна обещала быть кровавой. Затем разговор перешел на землетрясение.

В половине одиннадцатого Копейкин объявил, что пора отправляться в «Ле Жоке». Кабаре располагалось в районе Бейоглу, возле Гран-Рю-де-Пера, на улочке с домами французской архитектуры двадцатых годов. Взяв Грэхема за руку, Копейкин увлек его внутрь.

— Тут мило. Владелец, Сергей, мой друг и не станет пытаться нас надуть. Я вас познакомлю.

Для человека своих занятий Грэхем имел весьма обширные познания в ночной жизни городов. По каким-то неведомым причинам иностранные хозяева считали, что единственный подходящий способ развлечь английского инженера — водить его по злачным местам. Ему показывали подобные заведения в Мадриде и Буэнос-Айресе, в Бухаресте и Вальпараисо, в Риме и Мехико — и все они оказывались на одно лицо. Грэхем мог вспомнить людей — деловых партнеров, с которыми просиживал до утра, распивая чересчур дорогие напитки, но сами места сливались в единую картину. Подвальная комната, полная табачного дыма, в одном конце возвышение для музыкантов, в другом — стойка бара, где выпивка якобы стоила дешевле, столики, место для танцев.

Ничего другого от «Ле Жоке» он не ждал. Ничего другого и не увидел.

Росписи на стенах, казалось, прониклись духом улицы снаружи: огромные футуристические рисунки изображали небоскребы в невероятных ракурсах, чернокожих саксофонистов, зеленые всевидящие глаза, телефоны, маски с острова Пасхи и бледноволосых существ неопределенного пола, курящих сигареты в длинных мундштуках. Было шумно и людно. Сергей — русский с жесткими седыми волосами и острыми чертами лица — приветствовал их и усадил за столик возле площадки для танцев. Копейкин заказал бутылку бренди.

Оркестр кончил натужно выводить американский танцевальный мотив и заиграл румбу — с несколько бо́льшим успехом.