Путешествие с трупом - [24]

– Понимаю... – одобряет Пеллегрини. – Вы надеетесь, что убийцы постараются ее добить?

– Совершенно верно. Если люди идут на риск убрать девушку, значит, твердо решили заткнуть ей рот навсегда. Мы устроим им мышеловку. Вот почему я позвал вас одного. Мне необходимы надежная больница и надежные люди, чтобы доставить ее труп. Я не хочу, чтобы прошел слух, что моя история – туфта. Пеллегрини размышляет.

– Один мой друг руководит клиникой. С ним будет легко договориться, но нельзя быть уверенным в молчании санитаров, шофера «скорой» и сиделок. Я хочу вам предложить другую вещь...

– Какую?

– Мою жену.

Я не сразу въезжаю.

– Вашу жену?

– Ну да... Я велю ей приехать сюда. Она сыграет раненую. Ожидая ее, мы спрячем труп. Таким образом в тайну кроме нас будет посвящен только врач, а за него я отвечаю. Он парень надежный. Мы с ним вместе были в партизанах.

Не дожидаясь моего мнения, он снимает трубку телефона и сообщает своей благоверной о роли, исполнения которой ждет от нее.

Он кладет трубку и поворачивается ко мне, весь светясь.

– Она у меня романтик. Согласилась с восторгом. Так что у меня будет свободная ночь – нет худа без добра! Ладно, еду к моему приятелю, чтобы ввести его в курс дела. Как только моя женушка будет тут, позвоните по этому номеру.

Он уходит, и я остаюсь наедине с мертвой девушкой. Воспользовавшись этим тет-а-тет, я обыскиваю квартиру, но это ничего не дает. Меня охватывает нервозность. Я закуриваю сигарету, но тут же бросаю ее. «С меня хватит!» – говорю я себе. За те две недели, что я занимаюсь этим говЕнным делом, все, к чему я прикасаюсь, разваливается, как карточные домики.

Я мотаюсь из одного конца Франции в другой, таскаю на себе трупы, отправляю людей на тот свет, допрашиваю... И все без малейшего результата.

Приманка в парижском морге, кажется, рыбку не привлекла... Если бы было что-то новое, шеф бы меня предупредил. Кстати! Надо ему звякнуть.

Сев в кресло на плоской крыше, я осматриваю пейзаж, совсем близкое море, пальмы... Не хватает только стаканчика виски. Не знаю, заметили вы это или как, но за последнее время я стал почти трезвенником. Если трезвость годится для верблюдов и воздушных акробатов, то мне это не подходит. Даже наоборот. Чтобы мои мозги фурычили на должном уровне, им нужно горючее.

Иду порыться в баре и нахожу как раз то, что хотел, – нераспечатанную бутылочку виски. Вот что значит постараться как следует.

Я в два счета отвинчиваю крышку, смотрю на просвет и приставляю горлышко к месту, которое добрый боженька дал мне для этой цели, ко рту то есть. Раз бутылка полна, мне не приходится особо запрокидывать голову...

Посасывая виски, прищуриваюсь. Солнечный луч бьет мне прямо в зенки. Это тем более странно, что стою я не только в тени, но и повернувшись спиной к тому, что поэты называют дневным светилом!

Солнечный луч пляшет по крыше.

Такое впечатление, что какой-то ребенок развлекается, пуская солнечные зайчики мне в глаза. Мне это не нравится. Совсем не нравится...

Смотрю в сторону, откуда идет луч... Это окно современного дома на противоположной стороне улицы. Угол шторы на том окне немного приподнят.

Солнце отражается не от чего-нибудь, а от линзы подзорной трубы.

Кто-то наблюдает за мной, прячась за шторой, и не знает, что солнце выдало его присутствие. Я вижу в этом счастливый знак. Если солнце встало на мою сторону, можно рассчитывать на полный успех!

Глава 8

Шаги на крыше заставляют меня обернуться. Приближается симпатичная невысокая женщина. Сейчас она выйдет на открытое место и попадет в поле зрения наблюдателя.

– Стойте! – кричу я.

Она останавливается.

– Вы мадам Пеллегрини?

– Да...

– Не ходите сюда: кто-то следит за домом в подзорную трубу. Оставайтесь где стоите!

Я закуриваю сигарету и небрежным шагом направляюсь к ней.

– Не двигайтесь. Если приедут санитары, скажите, чтобы они тоже не выходили на крышу. Пусть ждут меня. Я сейчас вернусь...

Спускаюсь по каменной лестнице, прыгаю в лифт, и вот я уже на улице.

Я заметил серьезные ориентиры... Окно, из которого за мной следили, находится на верхнем этаже соседнего дома, между окном со шторой оранжевого цвета и другим, с красной шторой. Ошибиться невозможно.

Я спрашиваю себя, кто может быть наблюдателем. Может, это просто маньяк, любящий подглядывать за соседками? Но я хочу удостовериться, так ли это. Перехожу улицу. Интересующий меня дом похож как родной брат на тот, откуда я только что вышел. Молодая и вполне пригодная к употреблению консьержка трет пол щеткой, защитив руки резиновыми перчатками.

– Простите, мадам, – обращаюсь я к ней со своей самой неотразимой улыбкой, – вы можете мне перечислить жильцов восьмого этажа?

– А вам зачем? – беспокоится она.

– Допустим, единственная цель моего вопроса – удовлетворение естественного чувства любопытства, – отвечаю я, доставая свое удостоверение.

Оно не производит на нее особого впечатления. В наши дни полицейское удостоверение не имеет в глазах молодежи былого веса.

– На восьмом, – отвечает она, – живут: учитель плавания (он сейчас на пляже), учительница – она уехала на каникулы, и одна квартира сдается.

– Повторите! – кричу. – Сдается квартира? Я лет сто не слышал от консьержки эту фразу!