Путешествие с двумя детьми - [13]
Я буду носить обувь на босу ногу, я обожаю это делать. Монотонный шум мячика, отскакивающего от связанной с ним ракетки.
На дороге из Тизнита: белые купола, калеки, грабители, драчуны, мачу-пикчи, стены, скрывающие ухоженные эспланады, королевские портики, минареты, закутанные в черное женщины, треплющий полотна ветер, спящие, шелудивые, дрессировщики зверушек, похитители крашеных камней, прачечные, бойни, зубоскалыцицы и беззубые, игроки в мяч, облака гонят раскаленную пелену на долины, в городе мужчины плачут в расселинах, совокупляются в стенных дырах. После оазис исчезает в узком морском заливе: устье Нила.
У детей стоит, когда они собирают змеев, стоит в шортах, стоит, пока цепляют свои флажки. Милый ребенок не перестает держать проснувшийся член рукой.
Купальный комплекс Сиди Р'Бат, кафе, ресторан, бунгало. Мы вчетвером спим на чем-то вроде циновок, разложенных в шахматном порядке. Прогнали жесткокрылых, опасаясь их раздавить. Я думал: когда дети будут играть с воздушными змеями, начну их рисовать, взял тетрадь для набросков, но в тот момент, когда дети запустили своего шпиона, я был не в состоянии соединить и двух линий, и воздушные змеи клевали носом.
Невероятный потрясающий гул океана. Тяжелые волны все в пене, таких я никогда в жизни не видел. Взрослый наводит справки, он хочет узнать, не может ли океан унести детей с собою.
Понедельник, 5 апреля
Мучительное пробуждение. Постель и одежда влажные, руки пропитаны солью, песок в волосах, в ушах, вокруг глаз. Головная боль из-за выкуренного вечером косяка или сражения в дюнах. Единственная возможность что-нибудь написать - проснуться раньше всех. Дети положили матрасы на пол, ибо у них одно одеяло на двоих. Хрип дыханий, шорох ладони, проскальзывающей под живот. Непрекращающийся грохот океана, стучащее окно. Маленькая занавеска пропускает красноватый свет, я сижу на постели, укутанный, наверное, совсем нелепый, я не снимал вечернюю одежду и башмаки. В животе урчит.
Вчерашняя еда в деревне, около пяти часов ближе к вечеру: растертые с кориандром помидоры, разваренный бычий хвост с капустой, но все это показалось мне наивкуснейшим. Стаканы с чаем доверху заполнены листьями мяты: кажется, пьешь трясину. Мы делаем в деревне покупки на случай, если нам не захочется возвращаться туда вечером: плавленые сырки «Смеющаяся корова», только что испеченные багеты, яблочный лимонад, пирожные с арахисом, похожие то на маленькие сухие галеты, то на свежие блинчики. Ребенок ищет косяк, взрослый пытается ему помешать.
Ближе к шести вечера долгая прогулка в дюнах. Сперва на машине, потом пешком. Совершенство всего, что нас окружает: цвет неба, моря, дюн, и никакой способности описать эти уровни глубоких белых оттенков. Стоянки птиц, разлетающихся при нашем приближении. Присутствие детей, «безупречных статистов», шепчет мне в ухо Б. так, чтобы они слышали. Мы снимаем обувь, идем дальше, подняв голову навстречу ветру. Дети дерутся, их переплетенные в песке тела, образуя единого, дрожащего и путающегося монстра с восьмью лапами и двумя головами, напоминают мне внутреннее состояние Т., насколько оно мне известно: возвращение юношеского пыла, который мы никогда не могли разделить. Спутанные и подскакивающие дети на моих глазах становятся им и мною (Т. стремительно несется на пляж, будто сказочное море). Тогда я бросаюсь в эту рукопашную, я хватаю их и заставляю вертеться, кусаю их, цепляюсь за них, сплетаюсь с ними, я песчаная змея, они добираются до меня и укрощают, они дерут меня за волосы, давят, выкручивают яйца, трут мне лоб песком, потом заставляют меня есть песок. На нас опускается ночь, и море поднимается, оно ткет на краях бухт нити из света раскаленного золота, которые на фотографии станут необъяснимыми. Я закончил пленку, я размотал ее очень быстро, чтобы остановить искушение постоянно снимать; как всегда, самые красивые фотографии - те, которые невозможно сделать; именно потому, что аппарат пуст и безопасен, такие моменты становятся нереальными. Мы больше не можем найти машину, мы должны укрыться во впадине одной из дюн, дети играют роль жаждущих наемников. Но навстречу идут тени, внезапно на гребнях дюн появляются четыре бербера с факелами и окружают нас. Они перерезают горла детям, а нас двоих бросают в тюрьму.
Взрослый умеет больше скучать, чем дети. Он исчерпал свои уловки: быстро развеявшуюся белую дымовую шашку, микроскопические игральные карты, японскую подзорную трубу размером с кусочек сахара, он не мог взять с собой фейерверки, так как боялся, что они взорвутся в самолете. Вчетвером мы оказываемся в каземате, освещение ужасное: над дверью болтается бедная лампочка. Мы замечаем, что у нас нет постельного белья, только два царапающихся и вонючих одеяла, из-за которых мы, тем не менее, ссоримся. Страх скуки взрослого наполняет комнату и заставляет нас нервничать. Он принимается читать скучный и неправдоподобный рассказ русской шпионки. Ребенок-попугай, не желающий его слушать, надевает наушники и просит у меня ручку, чтобы писать свой дневник, в какой-то момент он поднимается, и я замечаю на открытой странице буквы, складывающиеся в мое имя. Ребенок-бездельник распаляется. Наконец картину как-то оживляет обсуждение программы на следующий день: мы скотчем приклеиваем к стене карту, и я снова достаю листок с названиями деревень и отелей, Тарудант, Тафраут, Урзазат, гостиница «Золотая газель» с белым слоном. Одна из реек воздушного змея служит указкой, чтобы напыщенно обозначать расстояния, которые осталось преодолеть. Но в моей руке географическая тросточка не медлит стегнуть ягодицы голого ребенка, я щиплю его чуть пухлую грудь, глажу гладкую спину. В это время печальный ребенок засовывает руку в трусы наставника. Потом он ложится, и милый ребенок берет меня за руку, чтобы положить ее на живот уродливого ребенка, потом, чтобы сжать его член. Наш преподаватель обеспокоенно ходит взад и вперед. Очень нежное, слишком быстро исчезнувшее животное чувство. Я вспоминаю, что во второй половине дня заметил необычную красоту ногтей ребенка.
«Когда Гибер небрежно позволяет просочиться в текст тому или иному слову, кисленькому, словно леденец, — это для того, читатель, чтобы ты насладился. Когда он решает “выбелить свою кожу”, то делает это не только для персонажа, в которого влюблен, но и чтобы прикоснуться к тебе, читатель. Вот почему возможная неискренность автора никоим образом не вредит его автобиографии». Liberation «“Одинокие приключения” рассказывают о встречах и путешествиях, о желании и отвращении, о кошмарах любовного воздержания, которое иногда возбуждает больше, чем утоление страсти».
Роман французского писателя Эрве Гибера «СПИД» повествует о трагической судьбе нескольких молодых людей, заболевших страшной болезнью. Все они — «голубые», достаточно было заразиться одному, как угроза мучительной смерти нависла над всеми. Автор, возможно, впервые делает художественную попытку осмыслить состояние, в которое попадает молодой человек, обнаруживший у себя приметы ужасной болезни.Трагической истории жизни сестер-близнецов, которые в силу обстоятельств меняются ролями, посвящен роман Ги де Кара «Жрицы любви».* * *ЭТО одиночество, отчаяние, безнадежность…ЭТО предательство вчерашних друзей…ЭТО страх и презрение в глазах окружающих…ЭТО тягостное ожидание смерти…СПИД… Эту страшную болезнь называют «чумой XX века».
Роман французского писателя Эрве Гибера «СПИД» повествует о трагической судьбе нескольких молодых людей, заболевших страшной болезнью. Все они — «голубые», достаточно было заразиться одному, как угроза мучительной смерти нависла над всеми. Автор, возможно, впервые делает художественную попытку осмыслить состояние, в которое попадает молодой человек, обнаруживший у себя приметы ужасной болезни.* * *ЭТО одиночество, отчаяние, безнадежность…ЭТО предательство вчерашних друзей…ЭТО страх и презрение в глазах окружающих…ЭТО тягостное ожидание смерти…СПИД… Эту страшную болезнь называют «чумой XX века».
Толпы зрителей собираются на трибунах. Начинается коррида. Но только вместо быка — плюющийся ядом мальчик, а вместо тореадора — инфантеро… 25 июня 1783 года маркиз де Сад написал жене: «Из-за вас я поверил в призраков, и теперь желают они воплотиться». «Я не хочу вынимать меча, ушедшего по самую рукоятку в детский затылок; рука так сильно сжала клинок, как будто слилась с ним и пальцы теперь стальные, а клинок трепещет, словно превратившись в плоть, проникшую в плоть чужую; огни погасли, повсюду лишь серый дым; сидя на лошади, я бью по косой, я наверху, ребенок внизу, я довожу его до изнеможения, хлещу в разные стороны, и в тот момент, когда ему удается уклониться, валю его наземь». Я писал эту книгу, вспоминая о потрясениях, которые испытал, читая подростком Пьера Гийота — «Эдем, Эдем, Эдем» и «Могилу для 500 000 солдат», а также «Кобру» Северо Сардуя… После этой книги я исчезну, раскрыв все карты (Эрве Гибер).
Гибер показывает нам странные предметы - вибрирующее кресло, вакуумную машину, щипцы для завивки ресниц, эфирную маску, ортопедический воротник - и ведет в волнующий мир: мы попадаем в турецкие бани, зоологические галереи, зверинец, кабинет таксидермиста, открывая для себя видения и страхи писателя и фотографа. Книга, задуманная и написанная в конце 70-х годов, была опубликована незадолго до смерти писателя."Порок" нельзя отнести ни к какому жанру. Это не роман, не фотоальбом. Название книги предвещает скандал, однако о самом пороке не говорится явно, читателя отсылают к его собственным порокам.Где же обещанное? Возможно, порок - в необычном употреблении привычных вещей или в новой интерпретации обыкновенного слова.
В 1989 году Эрве Гибер опубликовал записи из своего дневника, посвященные Венсану — юноше, который впервые появляется на страницах книги «Путешествие с двумя детьми». «Что это было? Страсть? Любовь? Эротическое наваждение? Или одна из моих выдумок?» «Венсан — персонаж “деструктивный”: алкоголь, наркотики, дикий нрав. Гибер — светловолосый, худой, очаровательный, с ангельской внешностью. Но мы ведь знаем, кто водится в тихом омуте… — один из самых тонких, проницательных и изощренных писателей». Le Nouvel Observateur «Сила Гибера в том, что нежности и непристойности он произносит с наслаждением, которое многие назовут мазохистским.
История жизни одного художника, живущего в мегаполисе и пытающегося справиться с трудностями, которые встают у него на пути и одна за другой пытаются сломать его. Но продолжая идти вперёд, он создаёт новые картины, влюбляется и борется против всего мира, шаг за шагом приближаясь к своему шедевру, который должен перевернуть всё представление о новом искусстве…Содержит нецензурную брань.
Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Доминик Татарка принадлежит к числу видных прозаиков социалистической Чехословакии. Роман «Республика попов», вышедший в 1948 году и выдержавший несколько изданий в Чехословакии и за ее рубежами, занимает ключевое положение в его творчестве. Роман в основе своей автобиографичен. В жизненном опыте главного героя, молодого учителя гимназии Томаша Менкины, отчетливо угадывается опыт самого Татарки. Подобно Томашу, он тоже был преподавателем-словесником «в маленьком провинциальном городке с двадцатью тысячаси жителей».