Путешествие по стране Руставели - [24]

Не в силах оторваться от происходящего на сцене, я не могу сейчас сосредоточиться на внезапной мысли Зураба, на неожиданной связи Руставели и этого чудо-танца. Только на мгновение у меня появляется мысль, что такое отношение поэта к женщине, видимо, связано с гуманизмом Возрождения, о котором сегодня говорил профессор. Но вот уже следующий номер. Быстро чередуются танцы, пока наконец не наступает очередь действительно искрометного танца с саблями, который, подобно адской схватке конницы, сотрясает почти пустой зал.

Репетиция закончена. Зураб встает.

Почти отрешенным взглядом я оглядываю танцоров, медленно покидающих сцену. Вдруг меня осеняет идея, и я возбужденно дергаю Зураба за рукав.

— Вон с тем молодым человеком я должен поговорить, обязательно! — Я показываю ему на сильного молодого парня с лихо подрезанными усиками. Он как раз направляется за кулисы.

Не выразив ни малейшего удивления и ни секунды не мешкая, Зураб тут же передает мою просьбу какому-то товарищу, оказавшемуся комсомольским работником, и тот сразу же быстро идет за сцену. Гость выразил пожелание…

В помещении дирекции Дома культуры мы встречаемся. Зураб и комсомольский работник садятся в угол. Для чего я затеял эту встречу, никто из них не спрашивает. Да и сам я этого еще точно сказать не могу.

Просто мне хочется поближе познакомиться с человеком, которому я обязан сегодняшним удовольствием; к тому же у меня есть для него один вполне определенный вопрос.

…В комнату, заметно смущенный, входит молодой танцор с усиками и растерянно смотрит по сторонам. Комсомольский работник представляет его мне по имени: Тариэл, и говорит ему несколько, видимо, ободряющих слов по-грузински. Тариэл, держа в руках огромную грузинскую кепку, делает усилие и садится напротив меня, лицо его выражает решимость на все готового человека.

Заметив его смущение, я испытываю уже некоторую неловкость от того, что поставил его в такое положение. Поэтому с удвоенной энергией я пытаюсь устранить формальные неудобства как можно скорее. Я рассказываю ему об увиденном на его родине, о радушном приеме, который мне повсюду оказывают, о том, что выступление его ансамбля произвело на меня необычайное впечатление. Наконец он оставляет свою кепку в покое. Складки на переносице, над которой нависают темные брови, разглаживаются. Нашу беседу, которую мы ведем, конечно, по-русски, уже больше ничто не стесняет.

Я узнаю, что он электрик, в депо пришел учеником, ему 27 лет, четыре года как женат. Жена — продавщица. Двое детей.

— Вы, насколько я могу судить, хорошо говорите по-русски, — замечаю я. — После школы вы, видимо, изучали русский язык на курсах или читали русские книги?

Молодой электрик мнет бежевую кепку, нерешительно произносит:

— Я служил в армии. Там говорить научишься.

— Почему у вас такое имя — Тариэл? — спрашиваю я, ожидая, что он свяжет его с национальным эпосом своего народа. — Я имею в виду, почему ваши родители дали вам это имя.

Этот вопрос кажется ему в высшей степени странным. Растерянно он смотрит на Зураба и молодого товарища из ЦК комсомола.

— Тариэл, как Тариэл! Чего тут непонятного.

В ответ я извинительно пожимаю плечами.

— Нет, для меня это не так уж и понятно.

— Как Тариэл из "Вепхисткаосани"…

— "Вепхисткаосани"? Что это такое? — спрашиваю я с недоумением.

— Грузинское название поэмы Руставели "Витязь в тигровой шкуре", — поясняет мне Зураб, которого ответ Тариэла немало позабавил.

— Конечно! — электрик утвердительно кивает. — Меня назвали Тариэлом по имени одного из героев поэмы Руставели. Одного из моих товарищей по работе зовут Автандил. Это имя тоже встречается в "Вепхисткаосани", так зовут упоминаемого там араба. У нас многих называют по имени тех, о ком идет речь у Руставели.

Перейти от Руставели к вопросу, который я решил задать, нетрудно, поскольку вся его поэма, кажется, посвящена именно этой теме.

— Что является для вас наивысшим счастьем? — спрашиваю я под конец.

— Счастьем?.. — Тариэл задумчиво смотрит на меня и поправляет правой рукой непослушные волосы, спадающие на лоб. — Наивысшим счастьем…

Он вздыхает и покачивает своей большой головой. Внезапно выражение его лица проясняется и, смущенно улыбаясь, он говорит:

— Знаете, мне пришла на ум пословица. Ее часто приводил мой дед. "Жизнь похожа на лестницу, одни поднимаются по ней вверх, другие спускаются вниз". — Внезапно лицо Тариэла становится серьезным. — У моего деда было два сына. Одного из них забрала война, а другого сделала инвалидом, который промучался еще десять лет…

Тариэл опускает голову. После продолжительного молчания он тихо добавляет:

— Это был мой отец.

Неожиданный поворот нашей беседы поражает меня в самое сердце, сегодня, спустя многие годы после того, как отгремели последние залпы войны. При мысли о том, что темных волос головы Тариэла, на которую сейчас падает свет лампы, возможно, никогда не касалась рука отца, мне становится не по себе. Ведь стрелял в его отца немец.

— У меня тоже два сына. — Тариэл медленно поднимает голову. — Они не должны расти без отца. Могу ли я для этого что-либо сделать?.. Конечно… Вот и ответ на ваш вопрос… — Тариэл встает.