«Ах как вы несчастливы! возразил я; с этой стороны мы гораздо счастливее на земле; мы можем прямо просить ваших папенек во всяком случае; они за это не сердятся, и выслушивают нас охотно.» — Я рассказал им, при этом случае, что Харун Элрашид даже прославился тем, что благосклонно принимал всех, кто имел до него дело, выслушивал их с большим снисхождением рассматривал сам их просьбы, и каждому давал надлежащее удовлетворение; и что за это его благословляли, и без памяти любили.
Бедненькие девушки тяжело вздохнули, и очень завидовал вашему счастью. Вот видите, любезные друзья, что и у вас на земле не так дурно, когда даже солнечные жители завидуют: — однакож красавицы меня просили, об этом не говорить при отцах семейств чтобы они не подумали, будто я хочу завести между, ними новый порядок, и чтобы они меня за это не ненавидели; и я послушался их доброго совета.
Еще заметил я странное обыкновение; именно то, что многие девицы, и между прочим моя покровительница Милили, когда ходили гулять, или и гости, имели повязки на голове, на которых было написано, сколько за которой будет приданого: в это время за Милили стал свататься жених который объявил что доволен приданым, но прежде, нежели даст слово, желает удостовериться и том, что она не имеет телесных недостатков; удостоверившись же, что она недостатков не имеет, он дал слово; ей надели веревку на шею, и он отвел ее к себе домой, как у нас водят коров: я заплакал расставаясь с нею, и она поручила меня дружбе своей сестры Дирли. Я после спросил Дирли, что бы вышло, ежели бы жених не согласился взять за себя её сестру? — «О, тогда он бы заплатил пошлину, десятую часть приданого; и это прибавилось бы к её приданому».
«Да, ведь это стыдно и обидно» — сказал я.
«Чтож делать! — отвечала она; — таков у нас обычай; захочется замуж идти, так надобно чем-нибудь пожертвовать; не всякий же и отказывает; ежели недостаток, который может оказаться, маловажен и не стоит десятой доли приданного, то женихи часто берут невест и с недостатками.»
«А за чем же ты, спросил я Дирли, не носишь такой повязки?»
«Я не ищу женихов — отвечала она — и ежели я так кому понравлюсь, то возьмёт меня на слово, и без веревки: впрочем, считают справедливым что всякий желает знать, какой берет товар.»
Как она не умела мне растолковать это дело яснее, то я опять отправился к моему знакомому профессору Правдолюбия: этот растолковал мне дело следующим образом:
«Девицы, которые ходят с повязками с написанным приданым были великие кокетки на той планете, где они прежде жили; от этого у них остается здесь побуждение приманивать женихов наружными своими достоинствами, потому что кокетки обыкновенно не имеют внутренних достоинств; а как у нас на солнце моды не в моде, ин каждый хочет все взять на чистоту, то остаётся только похвастаться приданым и наружною красотою; те же девушки, которые на своей планете были скромны, и одарены внутренними достоинствами, и здесь не хвастаются наружными; это самое убеждает благоразумных женихов ищущих истинное счастье и супружестве, что такие девушки надеются на внутренние свои достоинства, и потому берут их без веревки, и даже без приданого. Наше общество имеет при том то благодетельное влияние на девушек, которые на своей планете заслуживали порицание своим поведением что зная, что женихи могут об этом навести справки по нашим книгам они большею частью стараются вести здесь примерную жизнь».
Тут он развернул свою книгу, и по алфавитному списку стал доискиваться имен четырех моих подруг; и что же оказалось? действительно Милили, живучи еще на Меркурии, была ужасная кокетка, многих мужчин свела с ума, и наконец вышла замуж за какого-то глупого модника, которому она в последствии много раз изменяла; она была худая жена, и худая мать семейства: сестры же её, напротив того, были умные, добродетельные, и досужие девушки, которые вышли там за муж за хороших благородно-мыслящих людей, и во всю свою жизнь были потом хорошими жёнами и матерями семейств; это и заставило меня признать справедливым что Милили была на солнце наказана унижением за прежнюю свою гордость и дурное поведение, а сестры её награждены уважением солнечных женихов.
Я опять усердно поблагодарил Криб-краб-туня, и удивлялся мудрости солнечных учреждений; хотя признаюсь, они мне не все нравились; как между прочем то, что дети не смеют сами обращаться к своим отцам с просьбами, мимо камердинера; это показалось мне слишком унизительным. Однакож любезные друзья, всего не могу вам сегодня пересказать, что видел на солнце; пора отдохнуть: когда в другой раз опять соберемся дружескою беседою, тогда буду продолжать мой рассказ; а покамест прощайте; или как хотите, до свидания.
