Путешествие по арабским странам - [94]

— Если можно, помогите! — попросил полицейский. У фиатика был обычный номер, и сержант не догадывался, что имеет дело с русским журналистом. Иначе, может быть, он не стал бы нас останавливать.

Водитель Дауд напоил лежащего, он тот пришел в себя.

— Извините ради всевышнего! — прерывисто заговорил он, с трудом произнося слова. — Осталось совсем немного, и вот видите, я упал. Но не подумайте, что от голода. Наверное, солнечный удар… Какая жалость, — продолжал он, — теперь меня отправят в полицейский участок. Ах, какая неприятность!

На вопрос, кто он такой, Мансур — так назвался этот человек — ответил:

— Рабочий. Какая у меня специальность? Собственно, никакой. Готов делать что угодно, лишь бы платили хоть несколько пиастров. Последние годы работаю где придется. Вот услыхал, что есть возможность устроиться на Суэцком канале. Говорят, его будут расширять. Поэтому я поспешил в Порт-Саид…

Но до Порта Счастья, как по-арабски называется этот город, Мансур никак не мог добраться. И причиной тому был, конечно, не солнечный удар. Мы довезли беднягу в нашем фиатике до красивого здания администрации канала, но сколько еще мытарств выпало, наверно, на его долю!

Кое-что из нашего разговора изгладилось из моей памяти, но страшная трагедия сотен тысяч таких, как Мансур, запомнилась навсегда. Они тогда не имели ни постоянной работы, ни твердого минимума заработной платы. Как они жили, представить себе невозможно, это надо было видеть собственными глазами.

На Мансуре была обыкновенная полосатая галабия, какую носили «люди улицы», «галаба», как их презрительно называли богачи.

Недавно президент Насер издал специальный закон, запретивший носить галабию. Некоторым он показался странным. «Неужели у президента ОАР нет других дел! Кому какое дело до того, как одеваются египтяне», — рассуждали они. Но для тех, кого коснулся новый закон, его появление — начало новой эпохи. Такой закон стал возможен только благодаря повышению благосостояния населения в результате всей социально-экономической политики египетского правительства. Ведь бедняки Египта — рабочие, ремесленники, мастеровые, феллахи и батраки — не могли носить ничего, кроме галабии. На европейский пиджак и брюки у них не было денег. Галабия стала позорным клеймом трудового люда, презираемого власть имущими только за то, что у него ничего не было за душой.

В свое время галабию навязали египтянам насильно, словно арестантскую одежду. Еще при турках презрение к тому, кто одет в галабию, стало чуть ли не сословной привилегией «пашей» и «беев». Оба эти слова турецкого происхождения, титулы, которые жаловали придворным при дворах египетских хедивов и королей. И вот уже тринадцать лет, как их отменили. Но как еще живучи на берегах Нила насажденные пашами и беями обычаи. Самое страшное заключается в том, что живучи еще и прежние представления об обладателях презренных титулов. Есть еще в стране «эфенди» — так называют всякого, занимающего какой-либо государственный пост. Злые и тупые чиновники в Египте по-настоящему никогда не работали. Чего у них было больше всего, — это презрения к «галабе», стремления все переложить на нее и жить за ее счет.

После начала революции 1952 года, когда власть перешла в руки офицеров, возглавлявших переворот, многим казалось, что для «талибы» наступили мрачные, беспросветные времена. Но уже весной 1954 года, когда сторонники так называемого демократического развития Египта явно на буржуазный, а точнее, на проанглийский лад попытались повернуть революцию вправо, Насер обратился за поддержкой к «галабе» и получил ее. Профсоюзы призвали к всеобщей забастовке, и весь Каир вышел на улицу. Рабочие — «галаба» — заявили, что им не нужна старая, буржуазная демократия с ее продажным парламентом и старыми политическими партиями. И рабочие победили.

Сам ход революции неизбежно заставлял офицеров, пришедших к власти, заниматься вопросами, решение которых так или иначе было связано с судьбами трудящихся. В конце концов в самый решительный момент — после выхода Сирии из ОАР в 1961 году — именно трудящиеся сыграли роль катализатора событий, заставивших страну круто повернуть влево.

Руководители египетской революции прекрасно понимали, что без отечественной промышленности, без сильной национальной экономики революция захлебнется. Бывшие офицеры взялись за создание такой экономики.

Когда в конце 1957 года я приехал в Египет, в стране с населением в 26 миллионов человек было одно-единственное египетское металлургическое предприятие— завод фирмы «Дельта» по переплавке металлолома. В текстильной промышленности преобладали фабрички с числом рабочих менее пятидесяти. Старые хлопкоочистительные фабрики в Александрии являли, да и до сих пор еще являют собой жалкое зрелище. Мануфактуры, на которых рабочих эксплуатировали со средневековой изощренностью, где не соблюдались элементарные правила охраны труда, приносили египетским предпринимателям огромные прибыли.

В июле 1961 года в ОАР была объявлена национализация. В полную и частичную собственность государства — формально за выкуп — перешли банки, страховые общества, крупные промышленные и торговые компании. В настоящее время под контролем государства находятся почти девять десятых основных средств производства.