Путешествие по арабским странам - [56]

Петер произнес несколько вежливых слов, какие принято говорить в таких случаях.

— А что вы еще делаете или собираетесь делать? Многое. Мы, например, хотим добиться, чтобы коров не использовали в качестве тягловой силы, тогда они будут давать больше молока. Для этого нужны машины. Мы хотим улучшить рыболовство. Пока мы ежегодно закупаем за границей шестнадцать тысяч тонн рыбы, хотя могли бы вылавливать достаточно рыбы в Средиземном и Красном морях и в Ниле. Мы хотим разрабатывать полезные ископаемые: олово, вольфрам, свинец, цинк, хром… Мы заключили договор на строительство сталелитейного завода с западногерманской фирмой «Демаг». И наконец мы собираемся построить огромную плотину у Асуана. Она обеспечит наше сельское хозяйство водой в достаточном количестве в течение всего года и даст возможность отвоевать у пустыни новые земли. Но проект еще вызывает много споров. Некоторые говорят, что строительство Асуанской плотины продлится слишком долго, что египтяне хотят скорее начать жить лучше, поэтому выгоднее строить фабрики. Как видите, у нас много животрепещущих проблем; чтобы разрешить их, нужны силы и вера в будущее. У нас есть и то, и другое. Но нужны еще мирная обстановка и время.

— А какова цель?

— Уничтожить колониализм и голод!

Торговцы, попрошайки, контрабандисты

Прогуливаясь в районе порта, Петер все время чувствовал, что за ним неотступно следят. Гиды, торговцы, официанты кабачков, шоферы такси, ожидающие пассажиров, — все замечали его, затоваривали с ним, сигнализировали о его приближении! Ему казалось, что шепот бежит вдоль домов или, более того, что весть о его появлении переносится ветром по кустам.

Этот район, где по одной стороне улицы возвышалась стена набережной, а по другой — тянулись дома сильно отличался от аналогичных районов в других портовых городах мира. Сюда не доносились из трактиров громкие песни и крики, на улицах и в переулках не было видно пьяных и откровенных проституток. Здесь чип но выстроились в ряд закусочные с выставленными прямо на тротуары столиками, где подавали кофе, лимонад и пиво. Здесь над ухом иностранца иногда раздавался чей-то таинственный шепот и чьи-то руки протягивали ему порнографические открытки; здесь женщина, прежде чем войти в дверь самого обычного дома, бросали на иностранца призывный взгляд; дельцы всякого рода пытались всучить ему какой-нибудь товар; но ни на портовой улице, ни в узких, полутемных, нищих переулках ему ничто не угрожало. Только по вечерам здесь, наверное, было жутковато.

У портовых ворот номер шесть Петер встретил Махмуда. Тот шел с высоким стройным человеком в красной галабии, ниспадающей складками, подобно мантии арабского принца. Это был всего лишь гид, и он тут же заговорил с Петером, но отошел, как только Махмуд сделал ему знак рукой. Махмуд здесь, видимо, что-то значил.

— Я честный, — сказал он с берлинским акцентом, — я жду немецкий пароход.

Он пригласил Петера в свою лавку, находившуюся в одном из переулков, скорее похожую на небольшой склад. На полках громоздились портфели, сумки, седла чемоданы, фигурки верблюдов и другие безделушки в основном из верблюжьей кожи, которые матросы охотно покупали в качестве сувениров.

— Дешево, — расхваливал Махмуд свой товар по-немецки. — Люди смотрят здесь, идут в другой магазин возвращаются назад.

За лавкой он устроил себе нечто вроде кабинетики, там стоял письменный стол со стульями. Он пригласил туда Петера на чашечку кофе и показал ему свои богатства из кожи высшего сорта.

— Где вы научились говорить по-немецки? — Петера гораздо больше интересовал сам маленький шустрый торговец с темными блестящими глазами и провалом на месте одного зуба, чем его пестро раскрашенные кожаные верблюды.

Теперь Махмуд говорил по-английски, это ему все же было легче.

— Мой брат когда-то жил в Берлине.

— А по-английски?

— По-английски говорят многие, — ответил он просто. — Я еще знаю французский, норвежский, голландский[49].

Махмуд был младшим из шестерых детей в семье, и ген, его когда-то владел магазином, но теперь состарился. С шести до десяти лет мальчик посещал школу, но не научился ни читать, ни писать.

— Я ходил в порт смотреть.

Ему хотелось не только смотреть, но и торговать, и он начал продавать шнурки, галуны и прочую мелочь. Учитель не раз писал отцу: «Махмуд не ходит в школу».

Отец сердился, но ничто не помогало, тем более что мать заступалась за своего любимца. Она молча клала ему в карман немного денег. Наконец отец понял, что Махмуду нечего делать в школе. Так мальчик в десять лет стал профессиональным торговцем, не обремененным какими-либо иными обязанностями, и начал зарабатывать деньги.

Мать следила за ним с гордостью, а когда ему исполнилось семнадцать — с беспокойством.

— Что-то ты зачастил в рестораны, Махмуд, — сказала она как-то.

Юноша, нетерпеливый, непокорный, смотрел на нее вопросительно и молчал.

— Что ты там делаешь? — спросила мать.

— Сижу с друзьями.

— Знаю, а что делают твои друзья?

— Мы развлекаемся.

— Курите?

— Иногда курим.

Махмуд рассматривал лежавший на полу ковер со сложным арабским узором в темно-синих тонах.