Путешествие по арабским странам - [35]

— У каждого есть пальмы?

На это полный человек лет сорока ответил, что у одного много пальм, у другого — мало, а у некоторых нет совсем, и они вынуждены арендовать деревья.

— Это сын шейха, — шепнул Петеру врач.

— Сколько же платят за аренду? — поинтересовался Петер.

— Пятьдесят пиастров в год.

Остальные кивнули.

— А сколько можно заработать на одной пальме?

— Египетский фунт.

«То есть сто пиастров. Иными словами, арендаторы получают сто процентов дохода», — подумал Петер. Ему показалось, что они находятся в очень выгодных условиях.

— Один фунт при самом высоком урожае? — спросил он.

— Да.

Это звучало уже более убедительно.

— А почему владелец сдает деревья в аренду? Он ведь мог бы нанять рабочих, снять урожай и заработать таким образом больше.

— Ну нет.

— Почему же?

— За деревьями нужно ухаживать, а это надо уметь.

Положение постепенно прояснялось, но Петер не успокоился:

— А как специалист ухаживает за пальмами?

— Он производит искусственное опыление.

Петер уже знал, что в этом районе по желанию владельцев производится искусственное осеменение коров, но об искусственном опылении деревьев слышал впервые.

— А как это делается? — спросил он.

Теперь с увлечением заговорили все сразу, и Петер никак не мог уяснить себе, что же именно происходит с деревьями Но он понял, что один из присутствующих, стройный худощавый человек лет тридцати пяти, сам владелец финиковых пальм, и у него постепенно выудил нужные сведения.

Оказалось, что есть деревья мужские и женские, примерно тысяча мужских на десять-одиннадцать тысяч женских, причем одно мужское дерево может оплодотворить не меньше тридцати женских. Опыление можно предоставить случаю, а можно осуществлять искусственным путем.

— Да, но как?

— Хозяин пальм ждет, пока распустятся мужские цветы. Тогда он снимает их, забирается на женское дерево и подвязывает мужские цветы к женским.

— И цветок остается там?

— Двадцать дней.

«Какая трудная кропотливая работа!» — подумал Петер. Теперь ему стали понятны и отношения между владельцем пальмы и арендатором. Не вкладывая никакого труда, владелец получал за аренду столько же, сколько мог заработать арендатор, проделав тяжелую и. ложную работу, да и то лишь в том случае, если ему удавалось получить максимальный урожай.

Петер от души поблагодарил египтян за объяснение и, прежде чем перейти к социальной структуре деревни, задал еще несколько вопросов:

— Так как рядом со мной сидит врач, — шутливо сказал он, — мне бы хотелось знать, довольны ли крестьяне медицинским обслуживанием?

— Меня в центре вылечили, — крикнул один. Это был феллах Салама Сакари.

— А чем вы болели?

— Шистозоматозом.

— Заразились от нильской воды?

— Да, — сказал врач.

Феллах рассказал, что у него при мочеиспускании выделялась кровь, что он страдал от болей в мочевом пузыре и постоянно чувствовал слабость. Врач сделал ему за месяц двенадцать уколов. Это его вылечило.

— С тех пор я чувствую себя на двадцать лет моложе и снова могу работать, как прежде, — заключил он.

— Больница у нас хорошая, — добавил его сосед, мучившийся прежде от почечных колик, и с благодарностью посмотрел на врача. Шестнадцатилетний парень, по имени Саки, энергично закивал головой. У него была паховая грыжа, он не мог поднимать тяжести. В больнице его оперировали, теперь он крепок, как дуб.

— Где вы работаете? — спросил Петер.

— Ну, на земле.

— А у отца есть земля?

— Нет.

— Вы работаете у крестьянина?

— Да.

— А у меня два феддана земли, — гордо заявил Салама, тот самый, который вылечился от шистозоматоза.

— А у вас сколько? — обратился Петер к сыну шейха.

— Да федданов двенадцать будет, — сказал тот, но все, за исключением шейха, посмотрели на него и улыбнулись. Петер понял, в чем дело.

— Немного больше, наверное, — сказал он.

— Может быть, пятнадцать, — согласился тот.

— Двадцать, — надбавил Петер.

Теперь смеялись уже все, даже сам сын шейха.

— Ну, может, и двадцать, — протянул он.

— А может, и тридцать! — воскликнул Петер, и все расхохотались.

— Нет, двадцать, — сказал сын шейха со смехом, но, казалось, все же немного смущенно.

— Двадцать восемь?

Снова раздался смех.

Сошлись на двадцати.

— Из живности, — сообщил сын шейха, — у меня шесть коров, два буйвола, шесть лошадей, два осла и пять кур.

— Пятьдесят кур?

— Нет, пять, — повторил он под общий смех. — И, — он повысил голос, — у меня есть трактор. Вот он стоит.

Молодой рабочий подошел к трактору, взобрался на него, и, громко тарахтя, машина поехала по двору. Шейх с сыном, феллахи и врач провожали ее гордым взглядом. Чтобы еще больше удивить зрителей, сын шейха что-то крикнул водителю, тот нажал рычаг, ле-мехи опустились, и плуг начал распахивать двор, будто это было поле.

Все присутствующие так восхищались чудо-машиной, что им казалось недостаточным показать ее действие всего лишь на нескольких метрах. Трактор ездил взад и вперед до тех пор, пока не вспахал почти половину двора.

— Вы, наверно, не в состоянии своими силами обработать землю? — спросил Петер, когда трактор смолк.

— Нет.

— У вас есть работники?

— Да.

— Сколько они получают?

— Пятнадцать пиастров в день, — выпалил сын шейха, но в глазах его было выражение некоторой неуверенности, и Петер вспомнил разговор о двенадцати, пятнадцати и двадцати федданах земли.