Путешествие на Запад. Том 3 - [37]

– Я ведь не мирянин, а монах, потому и не осмелился разломать скоромный пирожок.

– Если ты монах и боишься разломить скоромный пирожок, – сказала чародейка, – то как осмелился ты съесть пирожок «шуйгао» на реке Матери и младенца, а сейчас ешь пирожки с начинкой «дэнша»?

Помышляя о спасении, Танский монах ответил так:

По высокой воде корабль плывет быстро,

А в зыбком песке конь идет медленно!

Сунь У-кун внимательно прислушивался к их беседе. Заметив, что разговор становится все более игривым, Сунь У-кун стал опасаться, как бы наставник не зашел слишком далеко и не осквернил себя. Тут он принял свой настоящий облик, занес над головой железный посох и закричал на чародейку:

– Бесстыжая тварь! Совратительница!

Чародейка выдохнула пламя, окутавшее всю беседку, а затем приказала служанкам:

– Уведите Танского монаха.

Затем чародейка вооружилась волшебным трезубцем, выскочила из беседки и крикнула:

– Ах ты, невежественная обезьяна! Как осмелилась ты самовольно проникнуть в мой дом и любоваться мною! Стой, ни с места! Сейчас я тебя угощу!

Однако Сунь У-кун отбил удар своим посохом и стал пятиться от разъярившейся ведьмы. Сражаясь, они не заметили, как очутились за воротами пещеры. Чжу Ба-цзе и Ша-сэн, дожидавшиеся Сунь У-куна за каменным щитом, вдруг услышали шум. Чжу Ба-цзе всполошился и, передавая поводья Ша-сэну, сказал:

– Ты обожди меня здесь, постереги коня и поклажу, а я пойду на подмогу.

Чжу Ба-цзе все же был добрым малым. Подняв свои грабли обеими руками, он выскочил к воротам пещеры и закричал:

– Сунь У-кун! Передохни! Дай мне расправиться с этой чертовкой!

Но чародейка успела заметить Чжу Ба-цзе и прибегла к новому приему. Она пронзительно взвизгнула, из ноздрей у нее метнулось пламя, изо рта повалил густой дым, она встряхнулась всем телом и кинула в Чжу Ба-цзе свой трезубец. В тот же момент у нее появилось несметное количество рук. Сунь У-кун и Чжу Ба-цзе с двух сторон нападали на нее, а она иступленно кричала:

– Наконец-то ты мне попался Сунь У-кун. Ты меня не знаешь, зато я хорошо знаю тебя. Твой покровитель Будда Татагата, обитающий в храме Раскатов грома, и тот боится меня. Теперь вам от меня не уйти. Подходите, подходите! Каждому из вас достанется!

И тут разыгрался необыкновенный бой. Вот послушайте:

Волшебница, полна воинственного пыла,

Призвав на помощь колдовские силы,

Противникам удары наносила,

А Сунь У-кун, не сдерживая гнева,

Кидался на нее в ожесточенье,

       Подобно разъяренному удаву, –

Тогда как Чжу Ба-цзе, не знавший поражений,

       Свою припомнив боевую славу,

То вправо граблями разил, то влево,

Выказывая в том великое уменье

Из-за чего же началось сраженье?

Из-за чего два доблестнейших мужа

Вдруг против женщины пустили в ход оружье,

Не зная милости, забыв о снисхожденье?

       Зачем, внезапно изменив обличье

И окружив себя огнем и черным дымом,

       Волшебница, борясь неутомимо,

Присущий женщинам нарушила обычай,

       Презрев законы, правила, приличья?

Событьям этим лишь одна была причина

Понадобился женщине мужчина,

Который разделил бы с нею ложе

       Для нежных ласк и для утех любовных…

Достойного нашла себе – и что же?

       Он оказался вовсе ей не ровня!

Грешить монаху с женщиной не гоже,

И целомудрие ему всего дороже.

Мужское с женским не поладили начала,

       И посему в жестокий бой вступили,

Начало женское – ответа не встречало,

Мужское – на любовь не отвечало,

       И, не жалея ревностных усилий,

       Они друг друга одолеть стремились.

Противники пыхтят и пышут жаром,

       Изобретают новые уловки,

Обрушивают страшные удары,

       Показывают дивную сноровку.

Трезубец, что в руках у чародейки,

       Разит, как меч, а жалит, словно змейка,

Однако посох и большие грабли,

Что, как цепы тяжелые, взлетают,

       Трезубцу грозному ни в чем не уступают!

И Чжу Ба-цзе и Сунь У-кун, не зная страха,

Сражаются за Танского монаха.

Всю кровь готовы, до последней капли,

Они отдать, чтоб победить злодейку,

Желающую их учителя заставить

Себя грехом великим обесславить

И путь за книгами священными оставить.

От шума битвы солнце лик свой скрыло,

Однако тьму луна не озарила,

И, как птенцы, покинувшие гнезда,

По небу разбрелись испуганные звезды.

Долго сражались противники, но так и нельзя было сказать, кто из них победит. Вдруг чародейка выбросила вперед руку, и, прибегнув к приему «Ядовитое дерево, способное свалить с ног коня», ударила Сунь У-куна по голове.

– Ой! Больно! – завопил Сунь У-кун и бросился бежать с поля боя. Чжу Ба-цзе, видя, что дело плохо, тоже пустился наутек, волоча за собой свои грабли.

Тут чародейка убрала оружие, празднуя победу.

Между тем Сунь У-кун, обхватив голову руками, стонал:

– Больно! Больно!

– Что случилось, братец? – спросил, подбегая к нему, Чжу Ба-цзе. – В самый удачный момент, когда мы вот-вот должны были выиграть бой, ты вдруг заорал «больно» и удрал!

Обхватив голову руками, Сунь У-кун продолжал стонать:

– Ой, как больно! Ой, как больно! Ой, как больно!

– У тебя голова заболела? – встревоженно спросил Ша-сэн.

При этих словах Сунь У-кун подскочил и заорал:

– Да нет же! Нет! Нет!

– Так скажи, в чем дело? – допытывался Чжу Ба-цзе. – Я не видел, чтобы тебя ранило, а между тем ты кричишь во все горло.