Путешествие на «Париже» - [16]

Когда они с сестрой были еще детьми, окружающие считали, что у Констанции есть творческие способности. В детстве она не только сочиняла сказки и писала стихи о природе, но, по мнению родных, у нее был и художественный талант. Летом 1910 года, когда Констанцию и Фэйт послали пожить у их тетушки Перл в Бостоне, Констанция снискала хвалебные отзывы за роспись фарфора. Тетушка и кузины восхищались тем, как она твердой рукой снова и снова точно копировала на фарфор выбранные ею рисунки. Фэйт же делала это столь бестолково и неаккуратно, что ей до конца лета запретили даже прикасаться к краскам.

Констанция открыла дверь магазина, зазвонил дверной колокольчик, и она вошла. Миловидная продавщица встретила ее приветливой улыбкой.

– Доброе утро, мадам! Чем могу быть полезна?

– Будьте добры, акварельный набор и альбом для рисования, – ответила Констанция.

– О, aquarelle! Вы художница? – Продавщица потянулась за коробками с красками, и в глазах ее засветилось восхищение.

– Нет, нет. – Констанция скромно покачала головой. – Я всего лишь любительница.

Она сочла, что двенадцати тюбиков ей будет вполне достаточно, и выбрала самую маленькую коробку и тонкий альбом с двадцатью листами плотной бумаги.

– Думаю, это то, что мне надо, – заплатив за покупку, с улыбкой сказала она и, довольная выбором, добавила: – Я собираюсь сделать рисунки для посуды.

Если уж Фэйт удаются красивые вещи, то у нее это и подавно получится.

– Как приятно, когда у тебя есть время на такие занятия, – заворачивая в тонкую бумагу коробку с красками, со вздохом проговорила продавщица.

Неужели она надо мной посмеивается, подумала Констанция. Выходит, рисование – легкомысленное занятие? Скучное времяпрепровождение для замужних дам?

– Надеюсь, вы получите от них удовольствие. – Продавщица протянула ей покупку и опять улыбнулась. – И от путешествия! Au revoir!

Констанция кивнула на прощание и направилась к выходу. Прижимая покупку к груди, она вышла на палубу. Здесь с решительным видом расхаживали пассажиры и, отражаясь от воды, нещадно палило солнце. Она закрыла глаза и приложила руку ко лбу в надежде, что на этот раз обойдется без мигрени. Сообразив, что у нее не осталось ни грамма порошка от головной боли (во время визита к сестре истощились все ее запасы), Констанция решила зайти к корабельному доктору.

Шагать по темным пустым коридорам оказалось намного спокойнее и приятнее, чем по палубе. После нескольких неверных поворотов (среди одинакового декора нетрудно было заблудиться) она в конце концов нашла кабинет врача. Войдя в приемную, Констанция увидела, что прямо напротив двери в кабинет сидит та самая пара, которую она недавно видела в очереди к стюарду, – седовласая служанка и старенькая собака. А рядом с ними – сухощавая дама в изящном сливового цвета пальто, которую она заприметила еще на пристани. Элегантно одетая, но хрупкая и увядающая женщина напоминала собой больную титулованную матрону из исчезнувшей с лица земли королевской семьи. Возможно, это и была мадам Синклер?

* * *

Вера Синклер сидела в приемной врача, когда в комнату вошла миловидная женщина. Вера тут же отметила, что фигура у нее идеальная, правда, из-за того, что одета она была по моде прошлого сезона, стройность ее была едва различима. От Вериных глаз не укрылось, как эта новая посетительница, увидев ее сутулую спину, мгновенно выпрямилась, словно проводя черту между молодостью и старостью. Увы, бег времени не остановить, грустно подумала Вера.

Вновь прибывшая дама присела на край стула и бережно положила на колени дамскую сумочку и пакет. Обе женщины вежливо кивнули друг другу.

– Добрый день, – пробормотали они одновременно. Амандина и Биби при этом хранили молчание.

В эту минуту из кабинета вышел доктор. На нем поверх морской формы был белый халат, волосы были аккуратно причесаны, усы старательно подстрижены. Хотя на висках у него уже появилась седина, а на лице едва заметные морщинки, этот почти достигший среднего возраста привлекательный мужчина выглядел совсем молодо. Он приветливо улыбнулся ожидавшим его в приемной женщинам и, прежде чем пригласить в кабинет ту, что постарше, задержался одобрительным взглядом на той, что помоложе.

Вера заметила и явное одобрение доктора, и то, как залилась краской ее соседка. Ее саму такого рода красота не трогала. Опыт подсказывал ей, что за столь совершенной внешностью обычно скрывается довольно заурядная личность.

С трудом поднявшись со стула, Вера последовала за доктором. Они зашли в кабинет, и он закрыл за собой дверь.

– Добрый день, доктор. Меня зовут Вера Синклер. Мне посоветовал к вам обратиться мой парижский доктор Эдгар Ромэнс. – Она говорила по-французски без ошибок, но ее выдавал акцент, неизбежный у людей, переселившихся в другую страну в том возрасте, когда детского чутья к звукам уже нет и в помине.

– А я доктор Серж Шаброн, – поклонившись, произнес доктор и тут же небрежно добавил: – Мадам Синклер, если вам проще говорить по-английски, говорите по-английски.

Несколько лет назад такое предложение наверняка оскорбило бы Веру и она сочла бы доктора невоспитанным. Но теперь его слова ее ничуть не тронули.