Путешествие к живым - [35]

Международные организации и в том числе Всемирная организация здравоохранения отказываются занять определенную позицию в вопросе о рождаемости. Всемирная организация здравоохранения действует во всех странах, исходя из существующего там положения вещей.

Я сам иногда лишь с трудом соблюдаю беспристрастность и осторожность, хотя и высоко ценю мудрость такой позиции. Индия вызывает потребность действовать — отстаивать свои убеждения. Она постоянно пробуждает дремлющую совесть. Завтра мы выезжаем в Бенарес. Я знаю, что увижу там страшный сон об Индии, и заранее настраиваюсь на то, чтобы быть спокойным, даже холодным — для большей уверенности.

Сумерки Бенареса

Бенарес, 16 декабря. На город надо смотреть с середины реки. Он напоминает декорацию со ступенями и просцениумами. Кварталы, выводящие свои улочки к берегу, добавляют детали к этой водяной феерии, к этой мимической трагедии, в которой один за другим загораются и гаснут погребальные костры. Над городом господствует Ганг. По улицам снуют паломники; в руках у них маленькие медные сосуды, которыми они черпают воду из реки. Окропив священные пороги, паломники вновь спешат к призывающему их желтому потоку, несущему свои воды мимо индусских храмов, мимо спускающихся ступенями крутых берегов — этой необъятной пристани, от которой отплывают лишь мертвые.

Мы плывем по Гангу на муниципальном катере, временами приближаясь к крутому берегу, где по вечерам верующие сосредоточенно застывают в позах йогов и где тлеют последние костры. Гирлянды оранжевых гвоздик скользят навстречу нашему судну. Нас сопровождает врач муниципалитета. Он несет ответственность за здравоохранение в городе. Странная задача на первый взгляд. В настоящее время в Бенаресе готовятся к смерти тридцать тысяч человек. Я хочу сказать, что, чувствуя приближение конца, они явились в это священное место. Уж если надо умереть, то пусть это произойдет до того, как будут истрачены жалкие средства, позволяющие им как-то существовать в городе, где все стоит дороже, чем где-либо. Умирающие считают и пересчитывают свои ресурсы, дабы хватило на определенный «уровень смерти», подобно тому как в других местах люди изо всех сил стараются сохранить определенный уровень жизни. Все это оправдано индийской верой в «карму»' после смерти человек претерпевает ряд превращений и становится последовательно деревом, насекомым, животным, потом переживает несколько существований в человеческом облике и, наконец, лишенный плоти, обретает нирвану.

Столь продолжительное очищение путем метаморфоз, столь длительное топтанье в прихожих вечности сокращается, если человек умирает в Бенаресе.

— Можете себе представить, насколько у меня легкая работа, — сказал нам городской врач. — Многие люди здесь вообще отказываются от медицинской помощи. Достигнув Бенареса, они впадают в состояние своего рода терпеливой агонии и не желают, чтобы она нарушалась.

Врач назначает нам свидание на следующее утро. Мы будем его сопровождать в инспекционном обходе города.

17 декабря. В эго солнечное утро на берегу и в кварталах, где расположены храмы, царит оживление. Верующие погружаются в Ганг по пояс, отряхиваются и поднимаются по каменным ступеням, чтобы, уйдя в свои мысли, предаться гимнастике йогов. Другие, расположившись на припеке чуть ли не нагишом, предаются размышлениям. Они расписывают лицо, руки и торс белыми, желтыми и красными значками — в зависимости от того, какому богу себя посвящают. Эта раскраска означает также обретение счастливой свободы: из любви к своему богу человек на глазах у толпы приносит себя в жертву.

Мы проходим среди этих живых изваяний, мимо молодых и старых людей, наполовину погруженных в воду, мимо женщин всех возрастов, выходящих из реки в мокрых сари, которые, облегая, как бы обнажают их; подобные зрелища придают омовеньям на Ганге поистине вакхический характер.

Врач и его помощники должны следить, чтобы никто из купающихся не был заражен инфекционными болезнями. Проводить контроль очень трудно; в дни астрономических затмений к городу устремляются сотни тысяч паломников. В более спокойные периоды их насчитывается только тысяча в день. Приезжих принимают храмовые гостиницы, своего рода приюты. Здесь проводить санитарный контроль нетрудно. Однако некоторое количество паломников находит пристанище неведомо где.

Как и все другие, они проводят целые дни в черных, влажных стенах храмов, где мерцают огоньки светильников, а в углу кто-то монотонно повторяет нараспев одну и ту же фразу. Подобно всем другим, они прохаживаются по кривому кварталу, где расположены храмы, громко молясь и в фанатической отрешенности от действительности натыкаясь на священных коров. Наконец, так же как и остальные паломники, они отправляются на берег и, конечно, проводят там ночь в ожидании утреннего чуда — прихода зари. На заре воды реки всякий раз окрашиваются по-иному, добавляя к благословению, которое они несут, золото, перламутр или алую кровь.

Поэтому врач и его помощники стараются контролировать и квартал храмов, и берег реки. Мы смотрим на верующих, на нищих, на аскетов, всю одежду которых составляет набедренная повязка, а тело обмазано пеплом, на скелетоподобных йогов, на женщин-побирушек, еле прикрытых лохмотьями. Получив как милостыню горсть риса, женщины, толкаясь, подбирают упавшие на землю зернышки. Мы смотрим на брахманов, которых можно распознать по шнуру, висящему у них на груди; они окунаются в реку перед тем, как отправиться в свои деловые кабинеты или адвокатские конторы. Мы проходим около костров, где превращаются в прах трупы с круглыми черепами.