Путешествие к живым - [17]

Вчера вечером, когда на землю спустились мягкие сумерки, нам вздумалось поехать в одну из деревень неподалеку от Конкена. Никаких дел в этой деревушке у нас не было. Мы прогуливались по узким улицам вдоль бамбуковых заборов под сумеречной сенью деревьев. У порогов сидели люди с присущим жителям Азии видом благоразумных, послушно отдыхающих детей. Посреди деревни, рядом с буддийским храмом, в бараке разместился диспансер. В то время он уже был пуст, но двери остались открытыми. Мы вошли. Врач-испанец осмотрел помещение, заглянул в шкафы. Один из них оказался набитым одинаковыми коробочками. Это был ауреомицин, предназначенный для лечения трахомы, случаи которой часты в стране. Ауреомицин — один из самых дорогостоящих антибиотиков. В шкафу хранился запас этого лекарства на сумму в несколько тысяч франков — настоящее сокровище в такой нищей деревне! Испанский врач прочел на коробках дату, определяющую срок годности препарата. Оказалось, что срок этот истек более года тому назад. Теперь лекарство оставалось только выбросить.

Хочется кричать от сознания бессмысленности того, с чем приходится сталкиваться! Вот пример, характеризующий нашу эпоху, ее бюрократическую слепоту. Описанный факт — не что иное, как один из тупиков, в которых то и дело застревает политика международной помощи. Высота принципов, на которых зиждется эта помощь, не подлежит сомнению. Иное дело — методы работы международных медицинских организаций. Временами все идет так, словно мы живем в мире, который не расшатывают бедность и нищета; временами все идет так, как будто в мире не существует далеких путей и дальних стран, где на иссохшей земле люди изнывают от голода и болезней.

Медицинских работников, лечащих проказу и являющихся звеном между больными и нами, не хватает. Где их взять? Бывало, из двадцати стран мира больные стекались к небольшим клочкам земли, обнесенным стенами и застроенным бараками. Теперь все изменилось. Врачи хотят, чтобы прокаженные жили свободно.

— Свобода уже сама по себе лекарство, — сказал мне врач-испанец, когда мы покидали деревню. — Представьте себе двоих страдающих проказой людей, у которых болезнь находится на одинаковой стадии развития. Для излечения того, кто будет заточен в лепрозории, потребуется восемь бутылочек сульфона. Тому же, кто будет лечиться на свободе, достаточно и четырех. Причина медленного выздоровления кроется не в самом заточении, а в его условиях. Ведь в лепрозориях больные бездеятельны, предоставлены своей болезни, у них нарушаются биологические функции. Свобода означает для них возможность находиться вместе с другими людьми.

Пригород проказы

15 ноября. Сегодня мы остались в Конкене. Я работаю в лаборатории, присутствую при консультациях. Оба врача рассказывают мне о своем методе лечения прокаженных. А как же инфекция? Разве не опасно оставлять больных в кругу родных, в толпе? В толпе не опасно, заразиться проказой можно лишь при систематическом соприкосновении с больным. Однако в семье контакт неизбежен. Значит, пока еще риск есть. Современные способы лечения позволяют ограничить этот риск. Но все же непрестанная угроза появления ужасного призрака висит над людьми.

Вот перед нами две девочки лет двух-трех. Врач-испанец приподнимает на руках одну, потом другую:

— Посмотрите..

У одной пятна на ногах, у другой — на верхней части груди. Девочек заразил их отец. Он был изолирован от семьи для прохождения курса лечения большими дозами сульфонов. В воскресенье этот человек пришел домой повидаться с родными. Он играл с дочками, носил их на руках, прижимал к груди. Болезнь его находилась в то время в стадии сильного обострения. Это довольно часто наблюдается в течение некоторого времени при лечении сульфонами. Проказа буквально набросилась на детей. Сейчас их лечат, и скоро они будут здоровы. Подобные заражения не оставляют тяжелых последствий. Но все же близкие родственники лечащегося на свободе больного, даже если у них на теле нет пятен и не проявляются другие симптомы заболевания, находятся под наблюдением врача, а иногда и проходят лечение сульфонами. Средства, предупреждающего заболевание проказой, пока не существует.

17 ноября. Возле самого Конкена медицинская бригада создала деревню прокаженных. Это первый опыт подобного рода, проведенный в Таиланде. Правительство выделило больным землю. Они поделили ее между собой, организовав своего рода сельскохозяйственный кооператив. Это селение ничем не отличается от любой другой деревни. Правда, в нем меньше тени, поэтому климат кажется более жарким.

Урожай в этой общине распределяется по труду. Старосты нет. Мужчины входят в комитет, который большинством голосов принимает решения по всем вопросам, касающимся общины. Дети больных посещают школу в Конкене — ту же, в которой учатся дети, проживающие в городе. Жители деревни ходят в Конкен за покупками. Эта деревня, подобно многим другим, превратились в пригород. Буддийские монахи сюда не наведываются, зато другие религии не преминули занять свои места. Католический храм и протестантская церковь расположились в деревне по соседству — два жалких раскаленных солнцем барака под толевыми крышами. Я противник этих церквей и не хотел бы их видеть здесь. Если уж мы подаем людям надежду, зачем приплетать сюда бога? Его место — среди счастливых людей, пресытившихся радостью. Бог еще может пригодиться, когда счастливый человек начнет падать духом… Я не признаю бога для голодных и прокаженных.