Путешествие к Источнику Эха. Почему писатели пьют - [62]
Где-то здесь в 1932 году утонул Харт Крейн. Однажды ночью, возвращаясь на пароходе из Мехико в Нью-Йорк, он пытался соблазнить матроса, и тот его укусил. Наутро он бросился с кормы в воду, в двухстах семидесяти пяти милях к северу от Гаваны и в десяти милях к северу от Флориды, и хотя капитан сразу же заглушил двигатель, тело Крейна так и не нашли. Уильямс часто брал с собой в путешествия томики стихов и писем Крейна и любил выуживать из его стихов названия, хотя не был уверен, что понимает хотя бы строчку. Но это не имело значения. Он упивался, переполнялся его имажистским языком. В одной из последних пьес Уильямса, «Шаги должны быть нежными» (название которой заимствовано как раз из стихотворения Крейна), два действующих лица, призраки Крейна и его матери Грейс, выплескивают свои обиды — как и Хемингуэй с Фицджеральдом в «Костюме для летнего отеля». Призрак Крейна рассказывает, что произошло на пароходе «Орисаба»: как его лицо в ходе потасовки было обезображено, как он вышел на палубу в плаще поверх пижамы, который он аккуратно сложил на кормовом леере, прежде чем шагнуть в смерть.
Биографические декорации маскируют тему всё того же «Стеклянного зверинца», написанного почти сорока годами ранее. Да, тут нет штуки с гробом, и города не проносятся мимо, как опавшие листья. Но поразительно и грустно, что даже на закате жизни Уильямс возвращается к взаимоотношениям сыновей и матерей. Даже там, на дне морском, Крейн не сумел избавиться от материнского удушливого обожания.
По совпадению Крейн играет определенную роль и в духовном мире Чивера, который в юности видел поэта, дружившего с его наставником Малькольмом Каули. Жена Каули, Пегги, вместе с Крейном путешествовала тогда на «Орисабе», и Чивер любил пересказывать довольно гнусную сплетню, согласно которой Крейн свел счеты с жизнью из-за того, что Пегги слишком пылко утешала его после потасовки с матросом. Несмотря на эти слухи, смерть поэта глубоко запала в душу Чивера. Слишком очевидная цепь событий — домогательство, отказ, унижение, смерть, — которая может последовать за публичным проявлением гомосексуального желания.
Обе эти истории так печальны, что неудивительно желание их героев утопить эту печаль в глубине вод. Наш катамаран бросил якорь в семи милях от берега. Матросы выкинули на палубу коробки с масками и ластами. Я экипировалась и спустилась по ступенькам в шаткое голубое стекло волн, которое билось о борта, летя сверкающей пылью в лицо. Канаты то напрягались, то провисали. Я ойкнула и шагнула вперед.
Разглядывать было особенно нечего. Песок, немного водорослей, бугры красноватых кораллов, похожих на полистирол. Солнце плескалось множеством бликов. Я замедлила дыхание. Мимо маски летела мелкая морось каких-то соринок, вроде помех на экране. «Алкоголь и плавание, — сказал как-то Теннесси в интервью 1960-х годов, — вот всё, на чем я держусь: милтаун, алкоголь и плавание»[259].
Меня давно удивляло, что фантазии, связанные с водой, занимают столь заметное место в творчестве писателей, страдавших алкоголизмом. Я коллекционировала их, эти представления об очищении, растворении и смерти. Некоторые были целительны: служили противоядием от налипшей отовсюду грязи. В довольно слабом рассказе «Пловцы» герой Фицджеральда, зажатый в тисках несчастливого брака, ощущает погружение в воду как спасение — в буквальном смысле:
Когда трудности совсем одолевали его, Генри искал обновления в плавании. Три года море было его убежищем, и он погружался в него, как иные — в музыку или пьянство. В какой-то миг он решительно, не раздумывая, на неделю отправлялся на виргинский берег, чтобы выполоскать в воде свои мысли. Заплыв далеко за волнорез, он смотрел с благодушием дельфина на коричнево-зеленые очертания Старого Доминиона. Он барахтался в волнах, груз никчемного супружества спадал с его энергичного тела, и он нырял в детские мечты о вселенной. Иногда вспоминал, как плавал со школьными друзьями, а иногда представлял себе, что оба сына плывут с ним бок о бок вдаль по лунной дорожке[260].
Это приятное занятие напоминает нам о Джоне Чивере. Герой «Пловца» Нэдди Мэрилл произносит слова, в которые безоговорочно верил сам автор: «Объятия светло-зеленой воды и ее поддержка доставляли ему больше, чем блаженство, — ощущение возврата в свое естественное состояние»[261]. Звучит чарующе, но в рассказе слишком очевидна связь между способностью держаться на плаву и желанием увильнуть от трудностей с помощью джина. Даже слова «возврат в свое естественное состояние» намекают на регресс: обнаженный пловец возвращается в утробу, ни за что не отвечая и беспечно плещась в своем текучем мире.
К концу путешествия домой Нэдди болен и вымотан заплывами и возлияниями, которые он проделывал по пути. Структура рассказа расплывчата, он полон скачков во времени, таковы и отрывочные кадры-сцены вечеринок в «Великом Гэтсби» — прием джазовый и модернистский за счет стыков на недомолвках Ника Карауэя. А если деградацию алкоголика определять по его способности владеть своим телом в воде, вспомним роман «Ночь нежна», в начале которого Дик Дайвер предстает обаятельным и всемогущим королем Ривьеры, а в конце едва не погибает, падая с акваплана: он не справился с трюком, прежде легко ему удававшимся.
В тридцать с лишним лет переехав в Нью-Йорк по причине романтических отношений, Оливия Лэнг в итоге оказалась одна в огромном чужом городе. Этот наипостыднейший жизненный опыт завораживал ее все сильнее, и она принялась исследовать одинокий город через искусство. Разбирая случаи Эдварда Хоппера, Энди Уорхола, Клауса Номи, Генри Дарджера и Дэвида Войнаровича, прославленная эссеистка и критик изучает упражнения в искусстве одиночества, разбирает его образы и социально-психологическую природу отчуждения.
Кэти – писательница. Кэти выходит замуж. Это лето 2017 года и мир рушится. Оливия Лэнг превращает свой первый роман в потрясающий, смешной и грубый рассказ о любви во время апокалипсиса. Словно «Прощай, Берлин» XXI века, «Crudo» описывает неспокойное лето 2017 года в реальном времени с точки зрения боящейся обязательств Кэти Акер, а может, и не Кэти Акер. В крайне дорогом тосканском отеле и парализованной Брекситом Великобритании, пытаясь привыкнуть к браку, Кэти проводит первое лето своего четвертого десятка.
Наиболее полная на сегодняшний день биография знаменитого генерального секретаря Коминтерна, деятеля болгарского и международного коммунистического и рабочего движения, национального лидера послевоенной Болгарии Георгия Димитрова (1882–1949). Для воссоздания жизненного пути героя автор использовал обширный корпус документальных источников, научных исследований и ранее недоступных архивных материалов, в том числе его не публиковавшийся на русском языке дневник (1933–1949). В биографии Димитрова оставили глубокий и драматичный отпечаток крупнейшие события и явления первой половины XX века — войны, революции, массовые народные движения, победа социализма в СССР, борьба с фашизмом, новаторские социальные проекты, раздел мира на сферы влияния.
В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.