Путешествие из Дубровлага в Ермак - [27]

Наконец, прибыл состав со "столыпиным". Нас вывели из автозака на перрон. Дальнейшее — сфера видеоряда, а не словесного изображения. Представьте группу в семь женщин, одна с грудным младенцем на руках, поодаль от них небритый немолодой интеллигент с зэковским деревянным чемоданом и грязным рыжим рюкзаком. Напротив полукругом цепочка из одиннадцати солдат с автоматами "Калашников" наизготовку и…десять (sic! — я сосчитал) собак: две свирепые на вид кавказские овчарки, остальные — обычные восточноевропейские…

А на заднем плане видеоряда — бредут еле волочащие ноги нищенки, будто спрыгнувшие с картин Сурикова.

Команда: "Пошел!"

Тяжело взбираться с моими вещами в вагон. Обычно зэки — с малым мешочком, чтоб удобнее взбираться в автозаки или вагонзаки: едут либо из дома в тюрьму, либо из тюрьмы домой. Ни там — ни там ничего привезенного с собой не требуется (в тюрьме все домашнее "не положено", дома тюремное — не нужно). А я и не домой, и не в тюрьму — потому багажа много.

Ну, вот сейчас почувствовал: лагерь как таковой кончился. "Прощай, любимый лагерь", — как пели мы в пионерах.

Или — до свиданья, "Дубровлаг"?

Глава 3. 22 апреля — 6 мая 1978 г. Рузаевская пересыльная тюрьма — перекресток мордовских зон

Нехорошие мысли о хулиганах

В вагонзаке меня сунули в купе с "бытовиками".

По уставу это делать запрещено, причем сразу по двум пунктам: нельзя соединять особо опасных политиков с идейно неиспорченными грабителями и вдобавок нельзя соединять заключенных и ссыльных. С точки зрения властей, вполне разумная мера: потенциально агитаторов отсекают от обиженной и решительной массы, преимущественно — "пролетарской". Но мест в вагонзаках не хватает, и конвой запихивает политиков в любые свободные ячейки.

Если правозащитник протестует, ему доступно ехать отдельно от уголовников. Неутомимый правозащитник Вячеслав Чорновил протестовал на каждом этапе, требовал, чтоб его нигде не держали больше десяти суток на этапном перегоне — и добился своего. Доехал до Чаппанды без уголовного соседства (только в Якутии его продержали в тюрьме дольше десяти суток — никак не могли качественно установить в его квартире "клопа". Он "обнаружил его мгновенно и устроил жуткий хай ленинским гебистам" (из письма ко мне в ссылку). Но я не правозащитник, а литератор, мне интересны не законы, а живые люди, новые впечатления — и борьбой за чистоту советского уголовного права я на этапах пренебрегал. Если уж честно признаться, была еще причина сдержанности: я физически не могу просить у властей ничего, что способно показаться им "поблажкой", пусть вполне законной. Враг и насильник есть только враг и только насильник. Когда добиваюсь от него "прав", невольно признаю его причастным к понятию права, т. е. признаю пусть неприятным, но государственным мужем, а не обыкновенным пиратом, исхитрившимся украсть Большую казенную печать. Словом, на жалобы в защиту своих личных прав я жалел истратить пасту из шариковой ручки (протесты, конечно, шли по другой графе, их я писал — было дело).

…Все купе в вагонзаке отделены от коридора, где находится охрана, косой металлической решеткой (солдатам мы, наверно, напоминаем зверюшек в зоопарке). Купе обычные вагонные, но второй ряд полок складной доской превращается в сплошную, от стены до стены полку — этакий потолок над нижними сиденьями. На самых верхних, багажных полках тоже, естественно, лежат люди — и в обычное "купе на четверых" вмещается иной раз до 15 человек!

Как зэк с опытом, я, едва вступив в клетку, сунул чемодан вниз, под сиденья и мартышкой взлетел под потолок. Багажная полка — самая удобная: узкая, делить ни с кем не придется, рюкзак — готовая подушка, спать можно лежа — это большая роскошь на этапе!

Через минуту багажную полку напротив занял сосед, парень лет 20-и, с физиономией напористого хулигана. Бывают лица, ясные с первого взгляда. В тот момент, однако, он дергался на полке от бессильной ярости, от желания врезать от бедра в челюсть… А уголках глаз подозрительно что-то посверкивало… Только что его ограбил конвой.

Он ехал на пресловутое "условное освобождение" и вез фигурные авторучки-самоделки, по его словам, сувениры родителям. Отобрали их, разумеется, без акта — авторучки просто перешли в карманы тех, кто в данную минуту сильнее.

…По российской традиции, наверно, я должен посочувствовать ограбленному — тем более, что материл он всех, начиная с лысого пидора (так почему-то обозначал В. И. Ленина) или Героя Малой земли и кончая "е…м прапором", что ходил возле клеток (нижний ряд как раз и уговаривал его купить пронесенный через обыск изящный медальон-самоделку: "Да ты не п…и офицера, он свою долю получит! Всего пачка чая, посмотри сам, какая вещь! А нам зажувать надо" и пр.) Как говорил Дон-Кихот: "Дело странствующих рыцарей помогать обездоленным, принимая в соображение их страдания, а не мерзости". Нормальные писатели в России так поступали.

Но я хорошо помню, о чем размышлял на багажной полке. Вот рядом со мной типичный представитель трудовых масс, миллионами проходящих через гулаговские воспитательные курсы. Каких доказательств искать насчет его антисоветской настроенности?