Путешественник - [50]

Стоя в нескольких шагах от стола, за который он только что с учтивым жестом отказался присесть, Гийом зачарованно глядел на старика и решил тихонько спросить о нем у Феликса.

— Это что за древность?

— Если не ошибаюсь, барон д'Уазкур. И впрямь древность, как ты говоришь, ведь ему больше восьмидесяти, но весьма богат…

— И оттого Нервиль так рассыпается в любезностях? Молодые люди, судя по всему, прекрасно понимали друг друга, смеялись и шутили, не забывая при этом почаще чокаться бокалами с шампанским. Партия началась, и удача сразу же улыбнулась графу. Карты слушались его пальцев с какой-то особой грацией, и фортуна явно отворачивалась от барона, но его веселое настроение ничуть не портилось. Банкир придвинул к себе несколько луидоров, после чего взглянул на двух друзей.

— Ну что, господа индусы, попытаете счастья? Или вы вернулись из Голконды с пустыми карманами?

Вместо ответа Гийом бросил на стол несколько монет, проиграл их и глазом не моргнув, бросил еще и на сей раз выиграл, но не потрудился забрать деньги.

— Так что же, — проговорил Нервиль, придвигая к нему, золото, — о чем вы задумались? Это ваше…

— Такой мизер?.. Я думаю, бедняки госпожи дю Меснильдо будут счастливы получить мелочь…

— Мелочь?..

С нескрываемым изумлением Нервиль заглянул в узкое, словно вырезанное из старого дерева лицо и, наконец, улыбнулся.

— С вами приятно играть, господин индус! Если пожелаете сыграть партию в более… узком кругу, дайте мне знать…

Тем временем его нетерпеливые пальцы уже тянулись к сверкающей горстке монет, но на нее быстро легла крупная, энергичная рука Гийома…

— Я сказал, для бедных, граф! Вы едва ли к ним отнесетесь…

Он проворно собрал монеты и с глубоким поклоном вручил их приближавшейся хозяйке дома. Она ответила ему благодарной улыбкой.

— Вы очень рискуете, господин Тремэн. Некоторые из наших милосердных душ могут поддаться искушению и постучат к вам в дверь!

— Если они явятся с вашего позволения, сударыня, они могут быть уверены в том, что я их не разочарую. А теперь могу я просить вашего разрешения удалиться?

— Как, уже? — проговорила она с недовольной кокетливой гримасой. — Вам наскучило наше общество?

Наклоняясь над протянутой рукой в бриллиантах, он прошептал:

— Надеюсь, вы так не считаете? Если бы, кроме вас, тут никого не было, я так задержался бы, что вам, пришлось бы меня прогонять…

В ответ на смелый взгляд, с которым он произнес последние слова, Жанна неторопливо улыбнулась:

— Быть может, мне и придет в голову фантазия отважиться на подобное приключение! Вы всегда будете весьма желанным гостем. Мой кузен Феликс вами слишком дорожит, чтобы мы не стали большими друзьями. Вы собираетесь поселиться в Валони?

— Если не в городе, то наверняка в провинции. Я — человек моря и хотел бы приобрести имение, откуда смог бы им любоваться…

— Как бы там ни было; мы еще увидимся, только не уходите, не попрощавшись с маркизой д'Аркур! Иначе вы рискуете ее разочаровать. Было бы обидно…

Часом позже, усевшись друг против друга в маленькой гостиной, задернув занавески и закрыв ставни, Гийом и Феликс закутались в удобные халаты из толстого шелка и, подставив ноги к горячему камину, попивали крепкий грог, отогреваясь после ливня, под который они угодили, выйдя их отеля Меснильдо, и который промочил их до нитки, пока они не добрались до гостиницы «Гран Тюрк». Гийом посвящал своего друга в неизвестные ему эпизоды своей жизни. Феликс слушал молча, довольствуясь короткими замечаниями по поводу некоторых моментов. Например, когда речь зашла о предательстве Ришара и вынужденном отъезде из Квебека:

— Как же случилось, что ты за столько лет ни разу там не побывал? Ведь у тебя были и средства, и возможность снарядить любой корабль?

— Я часто об этом думал, но, когда я попросил у Компании разрешение на плавание в Китайском море, отец Валет поставил одно условие: пока он жив, я никогда не попытаюсь вернуться в Канаду. Он говорил, что там я могу лишь потерять свою душу и что право мести мне не принадлежит. К тому же я уверен, что Конока об этом позаботился… Он был человеком, на которого можно положиться…

— Ты любил эту страну?

— Бесконечно, и всегда, наверное, буду сожалеть о ней. Только вот никогда больше она не станет моей Канадой. Там англичане, и они никогда не смогут уважать обычай завоеванной страны, да еще эти проклятые американцы — они все сделали для того, чтобы нас выставить, а сами добивались поддержки короля Франции, чтобы освободиться от своих британских друзей! Какая гнусность!..

Несмотря на дружбу с Феликсом, Гийом не стал рассказывать о нежном призраке Милашки-Мари. Она была потайным уголком его души, незаконченной поэмой детства, первым даром сердца, которым невозможно поделиться. Именно из-за нее таким жестоким показалось ему обещание, которого от него потребовал приемный отец. Однако с течением времени он стал относится к этому с некоторым фатализмом. Где бы она ни находилась, Милашка-Мари стала женщиной, наверняка чьей-то женой. Возможно, матерью, наверняка забывшей спутника раннего детства и даже не помышлявшей о том, что ее образ запечатлелся в душе тридцатипятилетнего мужчины, который из-за него никак не мог решиться взять в жены другую женщину.