Путь в один конец - [31]

Шрифт
Интервал

Пытаюсь набросать все по памяти, в общих чертах; это зрелище — молодой парень, насквозь пропитанный солнцем, оплакивающий свое фантастическое видение, — оставляет меня совершенно ледяным. Я вдруг начисто потерял интерес к его истории. Потому что начинается моя собственная. Он теперь может неделями водить нас вокруг своей горы — я влюблен и вполне располагаю временем.

Неужели всегда влюбленные так быстро становятся эгоистами? Я посмотрел на часы. Мне хотелось удержать в памяти, что в эту субботу утром, в девять сорок пять утра, я все простил Клементине.

А что я должен ей простить? То, что ей полюбилась «Лотарингия» — моя рукопись, которую я в один прекрасный день прочел ей в ресторанчике? То, что на обедах для студентов в доме ее матери меня просили на десерт почитать несколько страниц оттуда «для возбуждения аппетита»? Нас убила боязнь показаться смешными. По крайней мере, меня. Она-то, во всяком случае, не бедна. И с художником жить легче. Достаточно десяти секунд, чтобы все уразуметь: взглянешь на стенку, и готово — художник не так мешает удобно жить, как писатель. А потом, Лупиак действительно пишет красивые картины.

Перед завтраком романтическая прогулка в одиночестве, в мыслях о Ней, о Ней, совершенно новой, о Валери д'Армере де Вильнев. Сладость моя, моя сирена. Я бродил вдоль русла. Боли в желудке. Думаю, что психосоматического свойства.

Азиз достал нам мулов, чтобы попытаться пройти по южному склону горы: по его уверениям, он припоминает, что проход находится там. Я позволяю ему делать все что угодно. Желудочное расстройство.

Валери занимается обычными делами, чертит маршруты по карте, манипулирует циркулем и компасом, чтобы восполнить недостаток знаний нашего сероликого человека. Как кажется, ее отнюдь не стесняют мои маленькие проблемы. «Я кое-что понимаю в подобных болезнях», — заметила она. Со своей стороны она предупредила меня: нежности, клятвы, разглагольствования о нашем будущем — все, что я горю желанием ей предложить, она отвергает сразу. Что до новых занятий любовью, она бы предложила мне сначала принять лекарства, которые она отыскала в моей походной аптечке. Меня несколько беспокоит, что они все попорчены. Она щупает мне лоб, сжимает запястье и, сосчитав пульс, отвечает: дескать, неизвестно что больше испорчено — они или я. Надеюсь, это шутка.

Ее диагноз — амебная инфекция. Вода, в которой мы познали друг друга? Нет, та, которой я запивал жгучий перец.

Предпочитаю последнее.


Азиз на своем муле возвращается под вечер. Он заявляет, что проход должен находиться на южном склоне. Видя, что я весь дрожу в своем спальнике, он спрашивает Валери, что у меня еще. Она отвечает ему по-арабски. Он отворачивается и вздыхает. Мне не переводят.


Понедельник

Пасмурно, 39,4 °C.

Отказался спуститься вниз и обратиться к врачу в Табанте. У меня лихорадка, ну и черт с ней; она вот-вот прекратится, и мы пройдем перевал. Никогда больше я не поверну назад. Роман будет называться «Путь в один конец».

Желудок терзают приступы резкой боли, иногда у меня бывают странные помутнения сознания, отнюдь не неприятные. Они куда-то меня уносят. Я в уме своем к чему-то приближаюсь. Что-то важное, отступающее в туман под действием аспирина, но я еще вернусь и найду.

Слишком устал, чтобы записывать свои сны. Слова без всякого порядка, в надежде, что они напомнят об образах: Генрих IV — Ливан — рогалики — лилии — кекс.

Нога после укуса морского дракона снова начала пухнуть, и Азиз поддерживает меня, когда приходится встать и пройтись, чтобы сняться с лагеря. Продолжаем огибать горную цепь. Тропу он все еще не нашел.

Подождать ночи с Ней под пологом одной палатки. Вновь обрести Агнес, слова, которые я для нее извлекаю из своей тетрадки. Агнес замужем, дети, просьба быть крестным отцом. Отказ, почему? Все так плохо. Все эти потерянные, испорченные годы. Во имя чего? Стыд. Стыд за то, что я сотворил. Перрон Восточного вокзала. Нет. Пока не надо слов. Еще не время. Забыть.


Четверг?

Ветрено, солнечно. Жар спал. Остаюсь в палатке, пока они исследуют подходы.

Воскресная поездка в Бриер. Маленький домик с разными полустертыми декоративными обманками, которые папа подновлял во время отпуска вместе с бригадой заводских приятелей. Отпуск по очереди: стены общие, а внутренность по вкусу каждого; дом, где все менялось… Лето в Вогезах. Мой первый уик-энд с Агнес, первый раз она сказала «да». Наедине с ней. И папой. «Ты несовершеннолетний, Жан-Пьер, я поеду». Ночь он проспал в своей «симке», под нашими окнами. Ради мамы. Она возложила на него особую миссию, но он нам оставил ночь. Нашу ночь, во время которой мы ничего не сделали. Я тебя люблю, папа. Я никогда тебе не говорил, только писал и никогда не осмеливался заставить тебя это произнести. Та-ри-ри-и, та-ра-ра-а, та-ра-та-та! — в восемь часов утра, чтобы мы успели привести себя в приличный вид; а затем он принес нам рогалики. Клянусь, мне не было стыдно за тебя. В своей голубой рабочей робе, клетчатой кепке и с отяжелевшим лицом, испачканным известкой, ты уже два часа как возился, поправляя запор в двери погреба. «Как дела, голубки, вы, надеюсь, были благоразумны?» С этакой веселенькой беспечностью. Нет, в тот раз я за тебя не стыдился. Только за себя. И ненавидел Агнес, отказавшуюся отдать мне свое тело. Теперь она отвернулась от отца, поджав губки и уставясь в стену, обернув простыню вокруг груди, которая даже не была обнажена. Мой единственный уик-энд с девушкой. До Кле. Никогда больше у меня не было рогаликов по утрам с кусочками штукатурки. Тогда я на тебя так обиделся, папа. Обвинять тебя было так легко. А ты даже не знал, что существуешь в моей книжке. Что там — твоя жизнь. И для меня ты более нигде, кроме как на бумаге, не существуешь. Не желаю знать, как ты выпиваешь, стареешь, играешь на трубе и похрапываешь за столом. Жизнь, сожженная в доменной печи, к которой ты относился с таким почтением. Печь была твоей гордостью. Прости, папа. Прости за все, что было потом. Прости за вокзал. Мне плохо.


Еще от автора Дидье ван Ковелер
Прошлой ночью в XV веке

Первосортный психологический, любовный и мистический роман, с хорошим чувством юмора балансирующий на грани реальности, основанный как на исторических фактах, так и на материалах исследований паранормальных явлений… История рядового налогового инспектора, попавшего в изрядную передрягу, с явным участием темных — или светлых? — сил. При банальной проверке владельцев замка, подозреваемых в махинациях с налогами, силою обстоятельств далеко не героический герой оказывается втянут в историю любви шестисотлетней давности, которая через Мир желаний и иллюзий уводит его то ли в далекое прошлое, то ли в глубины собственного подсознания? — как всегда у ван Ковеларта, захватывающая интрига гарантирована вплоть до самой последней страницы, а кроме того: масса полезнейшей информации по вопросам борьбы как с демонами «внешними», так и с внутренними «тараканами».* Перевод с французского Ирины Волевич книги «Didier van Cauwelaert.


Вне себя

Дидье ван Ковеларт (р. 1960) — один из самых читаемых в мире современных французских писателей (известный в России как «ван Ковелер»), лауреат множества литературных премий, в том числе Гонкуровской, а также драматург, сценарист и режиссер. Его романы экранизируются, переводятся на двадцать с лишним языков, и с каждой новой книгой армия его поклонников по всему миру неизменно растет.«Погрузиться в роман этого автора — редкое удовольствие. Тонкий знаток жизни, он с легкостью превращает повседневность в волшебную сказку».


Принцип Полины

Однажды писатель Куинси покупает на букинистическом развале свой дебютный роман, написанный много лет назад. Он открывает книгу и видит там посвящение — Полине и Максу. И Куинси замирает: эти двое были целой эпохой в его судьбе, по сути, они были его жизнью. Сколько же лет утекло. Он только-только издал свою первую книгу. Полина была студенткой. А Макс… Макс сидел за решеткой — в тюрьме, где Куинси и предложили провести первые в его жизни литературные чтения и куда так желала проникнуть Полина. В тот день их судьба была решена — они стали продолжением друг друга.


Папа из пробирки

Необычная история, рассказанная в романе Дидье ван Ковеларта, посвящена судьбе «ребенка из пробирки». Франсуа, бизнесмен с железной хваткой, ворочающий миллиардами, но всегда остающийся в тени, под влиянием случайного стечения обстоятельств решает выступить в роли донора и помочь Симону, скромному продавцу игрушек из провинциального универмага, и его жене Адриенне стать родителями. Он не предвидит, как далеко заведет их всех эта минутная прихоть…Дидье ван Ковеларт (родился в 1960 г.) — один из крупнейших французских писателей современности.


Конец света наступит в четверг

Внимание! Это Обязательные восьмичасовые новости! Всем совершеннолетним гражданам настроиться на государственную информационную программу! Исчез знаменитый ученый, член Академии наук профессор Леонард Пиктон. Создатель мозговых чипов и первооткрыватель недифференцированной антиматерии вышел сегодня на прогулку и не вернулся домой. Рассматриваются все версии: амнезия, несчастный случай, похищение…»Томасу Дримму еще нет тринадцати, так что он может отвернуться от телеэкрана – штраф ему не грозит. К тому же мальчишка прекрасно знает, где искать профессора Пиктона, ведь он и есть невольный виновник его исчезновения.


Война с деревьями начнется тринадцатого

Планету охватила загадочная эпидемия: растения начали распространять вирус, опасный только для людей. Угрозу может таить и тенистая липа во дворе, и букет цветов, и помидор в салате… Армия спешно уничтожает леса, всем в обязательном порядке делают прививки – но от болезни не спасут ни вакцины, ни огнеметы, и знает об этом только один обычный подросток по имени Томас Дримм. Почти обычный.Томас однажды уже предотвратил конец света – и тут же невольно обрек человечество на новую опасность, оказавшись в центре чужих интриг.


Рекомендуем почитать
Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».