Путь в надвремени. Книга 1 - [30]

Глава XXVI. Вечеринка

Глаза в глаза тебе смотрю,

Но, боже, что я вижу?

Не просто цвет, иль свечек отраженье —

Там мыслей, чувств твоих движенье…

Данир постепенно поправлялся и, к удивлению врачей, начал неуклюже двигаться на костылях. Дана была все себя от счастья и проводила почти все время возле него. Когда же Даниру, наконец, разрешили побыть дома между курсами лечения, она на радостях собрала всех коллег к себе домой.

…Когда Тим переступил порог их двухкомнатной «хрущевки», то его как будто обдало волной тепла. Да, в квартире было душновато — свободного пространства не было, к тому же на кухне во всю шли приготовления ужина, но это было что-то другое. Тепло шло изнутри, из глубины воздуха, или, лучше сказать, атмосферы квартиры. И грело не кожу, а душу Тима.

— А, пророк, проходи! — заметил друга Данир, который восседал на диване во главе длинного стола, собранного из нескольких других, разной ширины и высоты. Под спиной Данира громоздились многочисленные подушки, и они только с первого взгляда казались хаотичной кучей — каждая из них имела свое назначение и поддерживала определенный кусочек спины бывшего акробата. Тим улыбнулся этому зрелищу — от него веяло такой заботой и любовью, казалось, Тим даже видит Дану, устраивавшую мужа поудобнее. В душе опять шевельнулось какое-то подобие зависти: «Повезло же ему с женой…». И невольно всплыла мысль: а Тома была бы такой же? Наверное, была бы… Картинка из памяти подсказала.

…Тим подхватил простуду, и сообщил Томе по телефону о том, что их поход в кино отменяется. Впрочем, он и так чувствовал его несвоевременность — у Томы экзамены, и потратить целый вечер на отвлечение подруги от важных дел казалось ему непозволительным. Но, во-первых, Томочке очень хотелось посмотреть этот модный фильм, во-вторых, он и сам соскучился по своей кареокой богине, поэтому ее предложение принял с восторгом. А вот теперь события распоряжались их жизнями сами.

Тим устроился на диване, укрылся пледом и усердно потел от таблетки аспирина и выпитого чая с малиновым вареньем. Именно так лечила его и папу мама, когда они простывали. Удивительно, но он никогда не помнил маму в подобном положении — страдающей от жара и слабости. Но додумать, почему же так происходило, Тиму не пришлось — в прихожей раздался звонок в дверь. «Кого еще принесло?..» — мелькнуло у Тима в голове с раздражением, и он нехотя выбрался из-под пледа. Однако все недовольство как рукой сняло, когда он все-таки отрыл дверь — на пороге стояла Тома.

— Ты?! Но у тебя же завтра экзамен?! — только и мог выдохнуть Тим.

— Экзаменов много, а ты у меня один. К тому же — больной! — девушка чмокнула его в небритую щеку и проскользнула в квартиру. А дальше было настоящее возвращение в беззаботное детство — Тома хлопотала на кухне над каким-то особо питательным бульоном, поила им Тима, мерила температуру и пичкала новыми жаропонижающими. На душе Тима было так хорошо, что он, к собственному ужасу, порадовался тому, что заболел…

…Тим мотнул головой, отгоняя видение. Интересно, почему оно вдруг всплыло перед глазами? Ага, да ведь Данир чувствует себя сейчас так же хорошо, как Тим тогда. Вряд ли, конечно, он радуется, что разбился почти вдребезги, но заботу жены принимает с такой же радостью, как и Тим в прошлой жизни, т. е. страте. «Как это я его почувствовал так хорошо?» — удивился себе Тим. Стало интересно, захотелось понаблюдать, как он отреагирует на других людей. Поэтому настойчивое предложение Данира устроиться на почетном месте справа от хозяина Тим категорически отверг — забрался в противоположный угол и устроился на низком пуфике. Дана упорно пыталась разместить Тима получше — не в восточных традициях так обращаться с лучшим другом хозяина, но Тим категорически отказался от высокого стула. Его положение сейчас было как нельзя лучше — его почти не было видно из-за стола, зато он мог прекрасно видеть всех. Точнее, чувствовать.

Из своего уголка он наблюдал за весельем друзей. И как только сосредотачивал внимание на ком-то, то моментально чувствовал эмоциональное состояние человека. Больше всего ему понравилось «подглядывать за состоянием души» женской половины вечеринки. Тим открыл для себя новое наслаждение — купаться в чужих эмоциях. Он постарался «заглянуть в душу» Дане, хлопотавшей возле стола, и на него нахлынул поток доброты, смешанной с жалостью и заботой. На глаза Тима даже набежали слезы от такого потока, и ему стоило больших усилий не дать им скатиться по щекам. От этого единения с Даной она стала как бы роднее Тиму, понятнее, более «своей».

Но больше всего Тима поразило состояние Татьяны, гордой до надменности женщины лет тридцати пяти. Тиму еще не доводилось с ней разговаривать — она работала главным администратором в цирке и в основном общалась с посетителями и начальством, не «унижаясь» до простых циркачей. А на вечеринке Тим наблюдал, как Татьяна веселилась, и неожиданно чувствовал, что это веселье было с каким-то внутренним надрывом. Она выпила больше, чем следовало, вероятно, неосознанно пытаясь заглушить внутреннюю боль. Но полной неожиданностью для Тима было то, что Татьяна пригласила его на медленное танго. В танце она прижалась к нему, почти повиснув на шее, и положила голову на грудь. Тим почувствовал, как она изголодалась по человеческому теплу — не по мужскому телу, а именно человеческому общению, соприкосновению душ. Разговаривать Татьяна не хотела (или не могла?), и у Тима было время «рассмотреть», прочувствовать ее изнутри. Под внешней оболочкой уверенной красивой женщины скрывалась ранимая душа, которая очень отзывчива как к хорошему, так и к плохому. Увы, последнего в ее жизни, видимо, было больше, поэтому женщина закрылась «броней» надменности — так легче никого не допустить внутрь. Не попадет плохое, значит, не будет и больно. Но не попадает и хорошее — вот за ним-то Татьяна так истосковалась! И, почувствовав интерес Тима, бессознательно потянулась к нему — чтобы получить порцию душевного тепла… Впрочем, изучать эмоции Татьяны Тиму было сложновато — уж слишком она была близко, мужское начало переплеталось с женским, а эмоции — с физиологией…