Путь усталости - [11]
Шрифт
Интервал
И другу лучшему всадил бы в сердце нож.
Прости меня, пускай я злой и гадкий,
Но ты всегда умела все прощать,
Мой вечный друг, испытанный и верный,
Усталая, дряхлеющая мать.
Берлин, 1943.
СЕРБКЕ
Ты волновалась, ты трепетала,
Вся озаренная пламенем страсти.
Горькой обиды острое жало
Сердце твое разрывало на части.
К солнцу из кровью пропитанной глины
Чуть пробивались первые травы,
Корчились в небе весеннем руины,
Воздух был полон трупной отравы.
Мягкое кресло покоило сладко
Тело мое, непривычное к битвам,
Губы кривились улыбкою гадкой,
Был я к твоим безучастен молитвам.
Жаль, что тогда ты меня не убила.
Был недостойной я смерти достоин.
В брани святой с сатанинскою силой
Каждый, кто дышит, — трус или воин.
Как исковеркало души изгнанье,
Все мы живем только нашим и личным.
Тот, кто отравлен мести желаньем,
К дому чужому стал безразличным,
Белград, весна 1941.
НА ПОКУПКУ СОБАКИ
Мне нужен друг, который мог бы слушать
Внимательно, не споря и не плача,
Так, как умеет только, свесив уши,
Не человек, а верная собака.
Чтобы в мои глаза впиваясь взглядом,
И в них глубинную читая муку,
В печальном месте моего рассказа
Мне с состраданием лизала руку.
Мне дружбы человеческой не надо.
Я разучился доверяться людям.
Четвероногий друг мне нужен рядом,
Мы понимать друг друга лучше будем.
Касабланка, 1949.
«Сколько слов ненужных! Сколько споров!..»
Софье Михайловне Зерновой
Сколько слов ненужных! Сколько споров!
Просто ради спора — ни о чем.
Сколько мысли вычурных узоров
Манят наши души калачом.
В суете житейской, без остатка,
Как солома на ветру горим,
Позабыв, что жизни слишком краткой,
Каждый миг в веках неповторим.
Плохо годы мы берем на плечи,
Плачем над ненужным пустяком,
Много и упорно тело лечим,
Дух безжалостно отдав на слом.
Зря бесценный дар нам послан свыше,
Не умеем мы его хранить.
Не умеем день за днем все выше
К Господа Престолу восходить.
Мы богатыми считаем нищих,
Добрыми — расчетливых лжецов,
И, свое лишь зная пепелище,
Погибающих не слышим зов.
Взявши хлеб, ты миру отдал крохи.
Так ли надо делать свой талант?
Часто в жизни жалком скоморохе
Нерадивый погребен гигант.
Касабланка, 11 августа 1960
«Был день такой же, как сегодня…»
Был день такой же, как сегодня,
И та же неба синева.
Лежала в парке пригороднем
Ковром оранжевым листва.
В ветвях поблескивала осень
Линялым золотом икон,
В прохладной дымке траур сосен
Лениво плыл на дальний склон.
Все было просто, все возможно,
Казалось, о судьбе моей
Шептался ветер осторожно
В янтарном сумраке аллей.
В тот давний год я был любимым,
Любимым девушкой, зачем
Прошел я равнодушно мимо,
К чужой мольбе остался нем?
Зачем в доверчивые руки
Тогда не отдал жизнь свою?
Зачем их не забыл в разлуке?
Зачем о них теперь пою?
Ведь все, что было, невозвратно,
Навеки мной погребено.
Я прожил жизнь свою развратно,
Любил и женщин и вино.
Но иногда бессонной ночью
Ко мне опять являлась ты,
И снова видел я воочью,
Как в парке падают листы.
С упреком ласковым глядели
Твои спокойные глаза,
В лампадном полумраке келий
Так ночью смотрят образа.
И я просил тебя: «Не трогай
Того, что сбыться не могло,
Иди опять своей дорогой,
Другим дари свое тепло.
Моя душа — душа калеки,
Не осуждая, не кляня,
В другом пытайся человеке
Найти ушедшего меня».
И в горле клокотали слезы,
И жесткой делалась кровать,
Пока рассвета луч белесый
В окно не заползал опять.
Зачем же ныне осень-сводня
Мне снова шепчет о тебе?
Зачем я целый день сегодня
Тебя искал в чужой толпе?
Зачем под шорох листопада,
Мне кажется, в далекий скит
Душа, курлыкая над садом,
От тела отделясь летит?
Мюнхен, октябрь 1945.
КАРТИНКИ ЦВЕТНЫМИ КАРАНДАШАМИ
1. «Там, за спиной, все спутались пути…»
Там, за спиной, все спутались пути,
Все города слились в единый город,
И память дряхлая, должно быть, скоро
Вчерашний день назад не возвратит.
Но и теперь в сознании моем
За годами скитаний, войн и бедствий
Встает таким, каким казался в детстве,
Потерянный, но не забытый дом:
Зеленым бархатом лежит газон,
Бегут ко мне пологие ступени,
Залитый солнцем вижу я балкон.
Далеких дней живые лоскуты
На дне души таятся и поныне,
Я бережно храню их как святыни,
Но летописи дней моих листы
Уж не связать. Пронесся ледоход,
Сорвав с реки хрустальные плотины,
И одинокие мерцают льдины
В зеленом сумраке холодных вод…
Когда весны я слышу в сердце зов,
Меня качает мерный бег коляски
По колеям, еще сырым и вязким,
В зеленом пробуждении лугов.
Я пью земли согретой испаренья,
Я слушаю мычанье пестрых стад.
И так по-детски беспредельно рад
Весеннему земли преображенью.
Встречает сад сиреневой волной,
Дом открывает заспанные двери —
Я у себя! Как сладко знать и верить,
Что ты всему тут близкий и родной,
Рожденный здесь. Тут каждый куст знаком,
Тут даже облака как будто ближе,
Они плывут, почти касаясь крыши,
Колеблемые легким ветерком…
2. «Прошла весна, тяжелый летний зной…»
Прошла весна, тяжелый летний зной.
Горчит полынь и наливает колос,
В полях кузнечиков трескучий голос
Не нарушает благостный покой.
Вот мельница, заплатанным крылом
Поникнув, ждет осеннего помола,
И в небе опаленно-голом
Пернатый хищник спит небесным сном.
Как хорошо желтеющей межой
Идти в пыли пушистой и нагретой,
Впитав в себя всю лень, всю радость лета,
Свободною ребяческой душой.