Путь подонка - [7]
СОН В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ
«Слова преступнее любого убийства, за мысли расплачиваются герои и толпы"
Готфрйд Бенн
Палец Мюллер был узловат, заостренно-жестким с мало выразительными бороздками. Ноготь пальца Мюллера нависал над широкой ножкой тяжелым веком. Палец Мюллер преклонялся перед силой своих старших собратьев, был инициативен, и, как мне кажется, во мне он больше ненавидел интеллегентность. Иногда ночью я ощущал ноющий порез на среднем пальце, который доносил до меня злые подергивания в адрес всех интеллегентиков, с которыми он когда либо здоровался, с одной лишь мыслью: взорвать последних, палец-шпион без комплексов совести, всегда был готов разделаться с моей левой радикальной рукой
Расположенный низко на руке с глубоким основанием большой палец Геринг от чрезмерно щедрого южного солнца перешел в ожирение, и полная неразборчивость в средствах, боязнь ответственности сочетались с огромной силой желания если надо, даже пойти по трупам других пальцев. Впрочем, я никак не мог допустить, чтобы БОЛЬШОЙ ГЕРИНГ расправился со всеми остальными пальцами и телом. Ведь моё тело было Россией и ещё, как последний запасной вариант, палец Геринг всегда следовал за своим хозяином — Гитлером, который разделял и властвовал, сталкивал все остальные пальцы обеих рук между собой, ради того, чтобы оставаться и дальше указательным пальцем нации мятежной правой руки.
Кстати, о левой руке. Она была послушной лошадкой. Пашущей, сеющей, жнущей. Покорная бурной судьбе в лихую годину она не ждала наград, не толкала подстрекательные речи
Она была, как и все остальные честные руки, множество других тел.
Так вот: палец — Геринг всегда следовал за своим хозяином — Гитлером.
Указательный палец — Гитлер. О, об этом «феномене» исписаны целые tomы, сломаны миллионы копий, но никто не может знать его лучше, чем тот, у кого он есть. У каждого «патриота» свой палец-Гитлер. Палец- «экстремальный патриот» подверженный шизофреническим припадкам, особой исторической мессией — порабощению моего тела, всех остальных тел ещё заживо не сожженных, не удушенных в новом Освенциме любой ценой. Теперь вы, надеюсь, понимаете, почему указательным пальцем нельзя давать власть.
Длинный изуродованный мизинец — палец Доктор Геббельс — оратор срывающий маниакальные аплодисменты прибрежных чаек, усатых крабиков, треснутых валунов, порванных рыбацких сетей, тоскливых пароходных гудков. Всех тех, кто не задумывается над мастурбациями мизинца — оратора: «цивилизованные» Франция, англия, Америка 1937–1939 годов 20-го века, а также времен Второй Мировой Войны.
Безымянный палец — серый кардинал. Я мог сделать его Борманом, даже Гиммлером. Но палец был значительнее этих двух вместе взятых фигур. Он и был Всем! Каждому пальцу своё тело!
Сюжет этой книги возник миражем — летним отдыхом на Побережье. Под палящим солнцем, внезапными грозами, кувырканиями на волнах, и одной странной — откуда ни возьмись мыслью: сохранить эту часть меня свободным от всего.
Высоко в небе пролетает самолёт. Куда он летит? Может уже началась ТРЕТЬЯ МИРОВАЯ или на Землю высадился десант гуманоидов? Считайте меня абсурдистом. Но только тогда сами пораскиньте мозгами — за кого вы: человеков или изуверов с людоедской моралью?…..
Москва. 20 лет спустя.
Августовское утро 2003 года.
Я вижу всю мою теперешнюю жизнь. Но не сзади, не спереди, а всю враз. Закрытыми глазами я слышу, как соседская сука подвывает играющему пианино за стенкой. Я говорю себе: пф, пф. Сон мой проходит. Я смотрю на часы. Семь часов без пяти. Потягиваюсь. Берусь за карандаш, пишу тебе записку. "Дорогая моя, купите мне игрушечный пистолетик. Счас гляну, хватит ли у меня рубликов. А потом купите мне раскладушку, я улягусь спать в вашей спальне. Да, вот ещё что. Бегите на Курский вокзал и купите мне билеты на четыре разных поезда. Причём один из них должен идти за Границу. Не хотите ли ракеты на Луну? Гм… Ракетой? На Луну? Зачеркиваю эти предложения, и пишу большими буквами: МНЕ НУЖЕН ОДИН БИЛЕТ ДО БЕРЛИНА /ШУТКА/…
… Разрываю лист в клочья. Бесполезный и сброшенный на пол он летит в своём последнем полёте, пикируя под кровать на домашние тапочки. Окончательна проснувшись, я понимаю: что хочу пива, опять музыки, концертов, панк-рока и новых неведомых мне ощущений этой жизни.
Стасик Заубер был одним из многих антифашистках активистов, считавших своим долгом разоблачать и бороться. Будучи приверженцем Антифа, Заубер зорко следил за всей неформатной музыкой, смысл которой он до конца не просекал, но это и не было столь необходимым. Главное было поймать с поличным.
На столе с вечера лежали 2 части «Классовой ненависти». Кассеты были новенькие, только что конфискованные у панка Тролля под предлогом изучения текстов группы «АЗЪ». К слову сказать, панков он недолюбливал, и видел в последних лишь инструмент использования в леворадикальной борьбе.
Перед тем, как приняться за прослушивание, Стасик осторожно выглянул из за занавеска, во двор. Все как будто было тихо. Лично с Черепахом Стасик не был знаком, но в свете того, что oн слышал от других, всё казалось весьма и весьма правдоподобным.
Перед Вами роман в стиле трэш «Убить Рудольфа», вторая часть трилогии Олега Черепаха. Сюжет новой книги переносит читателя в более близкие к нам времена, продолжая историю первой книги — «Путь подонка».События романа закручиваются вокруг «серого кардинала» по имени Рудольф. На чашах весов ИЗГНАНИЕ или полное УНИЧТОЖЕНИЕ врага. Цель одна — УБИТЬ РУДОЛЬФА любой ценой!Во второй части романа не Рудольфу, но его «палачу» дан единственный в своем роде шанс: быть музыкантом! Играть безудержно, с вдохновением, на грани… Ирокезы! Анархия! Слэм! Перепады состояний души и похоть тела.
Книга повествует о «мастерах пушечного дела», которые вместе с прославленным конструктором В. Г. Грабиным сломали вековые устои артиллерийского производства и в сложнейших условиях Великой Отечественной войны наладили массовый выпуск первоклассных полевых, танковых и противотанковых орудий. Автор летописи более 45 лет работал и дружил с генералом В. Г. Грабиным, был свидетелем его творческих поисков, участвовал в создании оружия Победы на оборонных заводах города Горького и в Центральном артиллерийском КБ подмосковного Калининграда (ныне город Королев). Книга рассчитана на массового читателя. Издательство «Патриот», а также дети и внуки автора книги А. П. Худякова выражают глубокую признательность за активное участие и финансовую помощь в издании книги главе города Королева А. Ф. Морозенко, городскому комитету по культуре, генеральному директору ОАО «Газком» Н. Н. Севастьянову, президенту фонда социальной защиты «Королевские ветераны» А. В. Богданову и генеральному директору ГНПЦ «Звезда-Стрела» С. П. Яковлеву. © А. П. Худяков, 1999 © А. А. Митрофанов (переплет), 1999 © Издательство Патриот, 1999.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
"Тихо и мирно протекала послевоенная жизнь в далеком от столичных и промышленных центров провинциальном городке. Бийску в 1953-м исполнилось 244 года и будущее его, казалось, предопределено второстепенной ролью подобных ему сибирских поселений. Но именно этот год, известный в истории как год смерти великого вождя, стал для города переломным в его судьбе. 13 июня 1953 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли решение о создании в системе министерства строительства металлургических и химических предприятий строительно-монтажного треста № 122 и возложили на него строительство предприятий военно-промышленного комплекса.
В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.
Мемуары Владимира Федоровича Романова представляют собой счастливый пример воспоминаний деятеля из «второго эшелона» государственной элиты Российской империи рубежа XIX–XX вв. Воздерживаясь от пафоса и полемичности, свойственных воспоминаниям крупных государственных деятелей (С. Ю. Витте, В. Н. Коковцова, П. Н. Милюкова и др.), автор подробно, объективно и не без литературного таланта описывает события, современником и очевидцем которых он был на протяжении почти полувека, с 1874 по 1920 г., во время учебы в гимназии и университете в Киеве, службы в центральных учреждениях Министерства внутренних дел, ведомств путей сообщения и землеустройства в Петербурге, работы в Красном Кресте в Первую мировую войну, пребывания на Украине во время Гражданской войны до отъезда в эмиграцию.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.