Путь на Олений ложок - [4]

Котельников заботливо огладил пса и принялся обследовать берег. Там, где уселся Риф, на мощном вековом пласте красной глины, выступившем из-под воды, он обнаружил продолговатую глубокую полосу.

— Ага, след лодки! Похоже, что это она носовой частью так царапнула берег…

Как только Риф отбежал от того места, где лежал человек, Шатеркин и доктор приступили к осмотру трупа.

Капитан внимательно осмотрел одежду неизвестного: пиджак, брюки, рубашку, белье… Все карманы пусты — ни документов, ни денег. На одежде — никаких пометок о ее принадлежности, кроме фабричной марки, пришитой к внутренней части пиджачного кармана.

— Ничего. Никаких следов… — вслух подумал Шатеркин, продолжая осматривать и труп и все его окружение. Папиросы, спички… Окурок, второй, третий… не слишком ли много?.. Он посмотрел на горку золы, обгоревший хворост, на умятый круг травы возле костра. Все это выглядело таким обычным, мирным, никак не вязалось с кровью. У костра тоже окурки, рыбьи кости, бутылочные пробки.

— Кто-то был с ночевой, рыбачили, уху варили…

Капитан закрыл папиросную коробку, отложил в сторону спички — тут ничего нет. Опять посмотрел на поношенные ботинки, на серую кепку, лежавшую под кустом вербы, на вполне приличный городской костюм. Кто же все-таки он?..

Шатеркин осторожно разжал холодные, окостеневшие пальцы, взял пистолет. «Вальтер» как «Вальтер», малого размера; таких много видел он в последние дни войны в городах Германии, когда бежавшие в панике гитлеровцы бросали не только награбленное добро, но и личное оружие и свои ордена. Предохранитель в боевом положении, а ярко-красное пятнышко под ним горит, как зловещий глаз, и предупреждает: «Не шути, пистолет заряжен!» На обеих сторонах оружия заводские пометки, у спусковой скобы — шестизначный фабричный номер. Возле кнопки магазинодержателя — свежие, едва заметные царапины в виде латинского креста…

Капитан разрядил пистолет. Увы — даже пальцы не отпечатались на холодном вороненом металле.

Котельников позвал Шатеркина.

— Какие-то следы… разные и много, весь берег утоптан…

Они оба присели у берега. На глине отпечатались очень ясные следы: одни поменьше, другие — следы казенных сапог — крупнее, местами они были зализаны приплеском; особенно выделялся след левой ноги — глубокий, неровный и тяжелый. «Это, должно быть, инвалид топал, — подумал капитан. — Да, да, с удочкой ходил по берегу, рыбак.

— Смотрите, какой… — указал Котельников на глубокий и отчетливый отпечаток у самого берега. — Уж очень крупный и широкий… будто не человек, а слон шагнул с берега. А вот и заводское клеймо: вдавленный полумесяц… Первый раз это клеймо вижу… Вы таких не встречали?

Шатеркин вгляделся печаток, затем посмотрел на ботинки, в которых лежал человек.

— Это свежий, но… не они, не та нога, — в раздумье произнес он, тихо посвистел, глянул в лицо Котельникову. — Вы лучше пошлите Рифа поискать гильзу.

Котельников огладил овчарку, приказал:

— Ищи гильзу, ищи…

Шатеркин, не трогаясь с места, еще раз осмотрелся, задержал взгляд на следах, найденных Котельниковым: «Похоже на то, что и порыбачили здесь в удовольствие и покутили на славу…» Он подошел ближе к берегу, поднял выдернутый с корнем таловый куст. «Надо же иметь силу, чтобы такое дерево выдернуть…» Задумчиво пожал плечами, опять нагнулся к Котельникову. Пока они, сидя на корточках, обмеряли следы, бережно фиксировали и фотографировали их, подбежал Риф и, помахивая хвостом, выплюнул Котельникову на ладонь стреляную гильзу.

— Калибр не вызывает сомнения, — заметил Шатеркин. Радостно фыркнув, Риф опять стал кружиться у берега, напряженно принюхиваясь ко всему. Но вот он вдруг забеспокоился, заскулил. Шатеркин подошел к нему. Собака волновалась и всем своим видом показывала, что она что-то нашла.

— Спокойно, спокойно… — Капитан посмотрел под ногами — ничего не заметил, погладил сердитую собачью морду, но Риф не успокаивался. Следуя за собакой, он углубился по лугу в сторону от реки. Риф работал порывисто, энергично, но вперед шел медленно, часто возвращался назад. Видно было, что он взял какой-то запутанный след и теперь настойчиво «отрабатывает» его. Шатеркин неотступно следовал за собакой.

С каждым пройденным метром росла горячность Рифа. Он уже не возвращался больше назад, а шел стремительной «спиралью», часто делал короткие стойки, поднимал голову, весь замирал и напряженно тянут в себя душистый запах луга.

— Что бы это могло быть? — озадаченно произнес Шатеркин, не спуская глаз с Рифа. — Он, кажется, вгорячах сбился со следа и идет «верхом»… Кого-то чует, и, вероятно, совсем близко…

Вдруг собака круто повернула к реке, миновала заросли мелкого дубняка и, выскочив на бугор, злобно зарычала. Тотчас из-за бугра послышался крик и собачий лай. Шатеркин кинулся к Рифу. Каково же было его удивление, когда он взбежал на бугор и увидел, что не более как в десяти шагах от Рифа в траве, не двигаясь от страха, стоял на коленях белобрысый мальчишка; к нему прижалась небольшая кудлатая и вся взъерошенная собачонка. Она была невзрачна и пестра, но зато вся кипела от злобы, хотя и не решалась оторваться от своего хозяина.