Путь на Олений ложок - [3]
Но только Данилин перевернул листок откидного календаря, сделал отметку в журнале и начал обдумывать вопрос для Шатеркина, на столе задребезжал телефон. Профессор, недовольно поморщившись, взял трубку.
— Да, я слушаю… Кто?.. Ах, вон что… — хохлатые брови нависли над глазами. — Но, батенька мой, он в настоящий момент не начальник отделения, а всего-навсего студент и сдает зачет… Неотложное дело?.. В таком случае подчиняюсь вашему указанию, товарищ старший лейтенант. Но учтите, ответственность за последствия ложится на вас, — пошутил Данилин и, передавая трубку, проворчал:
— Везде разыщет.
— Слушаю, Алексей Романович… Что? — отрывисто переспросил Шатеркин, дунув по привычке в решетчатый микрофон. — Обнаружен человек?.. Понятно. Доложите полковнику — выезжаю на место.
Шатеркин осторожно положил на рычаг трубку и виновато поглядел на профессора. Данилин пожал плечами:
— Ничего не поделаешь, Николай Иванович. Зачет по криминалистике не состоится по вполне уважительной причине. Ступайте сдавать ее на живом деле, да не провалитесь, двойка на живом деле — непростительно!
Шатеркин торопливо застегнул, папку и, простившись с Данилиным, быстро вышел из кабинета.
2. Труп под черемухой
Старший лейтенант милиции Котельников встретил Шатеркина у подъезда. Он был, как всегда, подобран и энергичен в движениях.
— Все готово, Николай Иванович, выезжать можно сию же минуту. Что касается этого дела, я тут…
— А где доктор? — нетерпеливо спросил капитан.
— Он уже выехал и будет ждать нас на месте.
Котельников торопливо, короткими затяжками, докурил сигарету и сильным ударом ладони выхлопнул из янтарного мундштучка окурок.
— Риф готов?
— Будьте покойны! У старшего лейтенанта милиции, как у хирурга, все в полном порядке.
Они забежали во двор, и едва дежурный милиционер успел растворить большие железные ворота, на улицу с оглушительным треском выкатил мотоцикл. Шатеркин сидел за рулем, Котельников — позади него, на втором сидении, а в прицепной пассажирской лодочке, беспокойно поводя носом, с надменной важностью поглядывала по сторонам большая остроухая овчарка Риф.
Машина шла с большой скоростью по широкой асфальтированной трассе. Теплый и цепкий ветер во весь голос распевал озорную неугомонную песенку, туго хлестал в лицо. По обочинам дороги в неудержимом галопе мелькали одинокие сосны, кусты шиповника, а дальше, словно в хмельном свадебном хороводе, кружились нарядные пригородные дачи, сады, затянутые розовой дымкой, стеклянные крыши оранжерей. Еще дальше возвышались горы, покрытые сплошным темным лесом.
На повороте, откуда шоссе почти под прямым углом уходило в сторону леса, стоял милиционер. Шатеркин затормозил машину.
— Вам направо, товарищ капитан. Вот по этой тропке.
Оставив мотоцикл милиционеру, Шатеркин и Котельников свернули с шоссе, прошли сотни три метров по мелким, цепляющимся за одежду кустарникам и оказались на берегу полноводной и широкой реки.
Риф рвался, беспокоился и так натягивал поводок, что он, соприкасаясь с кустами, звучал, как струна. Котельников еле сдерживал бег собаки.
Почти у самого берега их встретил судебно-медицинский эксперт — пожилой человек с острой седой бородкой. Он стоял под деревом и задумчиво раскачивал в руках объемистую медицинскую сумку.
— Здравия желаем, Афанасий Петрович! — крикнул на ходу Котельников, приветливо улыбнувшись. — Как добрались?.
— Алексею Романовичу, мое почтение! — тем же тоном ответил доктор. — В полном порядке.
Они подошли поближе и остановились.
На берегу, в пяти шагах от воды, под коренастой ветвистой черемухой лежал человек. Лежал он спокойно и кротко на правом боку, лицом к дереву. Как будто утомленный путник забрел сюда в холодок, укрылся от изнуряющего зноя и крепко заснул.
— Мужчина… и не старый, — приглушенным голосом сказал доктор.
Все молчали.
Острый наметанный взгляд капитана Шатеркина быстро скользил с одного предмета на другой, задерживаясь на едва приметных деталях. Вот он остановился на неудобно откинутой руке, на слабо зажатом в непослушных пальцах «Вальтере», на взведенном курке, готовом снова повторить свой смертельный удар…
— Самострел? — спросил доктор, ожидающе взглянув сперва на Шатеркина, потом на Котельникова. Ему никто не ответил.
А придирчивый взгляд Шатеркина продолжал свой круговой путь — по берегу, по примятой траве…
Капитан приготовил фотоаппарат, несколько раз щелкнул с разных позиций, затем коротко приказал Котельникову:
— Пустите Рифа.
Старший лейтенант отстегнул сворку — Риф беспокойно заметался. Он обежал человека, обнюхал его широкое монгольское лицо, ноги, руки, примятую возле него траву, золу потухшего костра в сторонке. Влажный чувствительный нос собаки напряженно работал.
— Ищи… — ласково ободрял Котельников. — Ищи лучше… Ищи, дорогой…
Все не сводили с собаки глаз.
Вдруг Риф отвернулся от человека и, тонко взвизгнув, помчался к воде. Котельников за ним.
— Апорт, апорт…
Риф забегал у самой кромки берега. Пробежал раз, другой, сердито заворчал, кинулся к воде, замочил лапы, брезгливо потряс ими и вернулся. Жалобно повизжал и сел, устремив злой взгляд на широкую гладь воды, покрытую темными полосами донных течений.
