Путь на моря - [27]

Дизельная расположилась в распадке. В тесном помещении дизель-генераторы гремели и грохотали на все лады. От выхлопа, сладковатого запаха смазки першило в горле. Окованные бетоном отсеки акустиков и метристов показались мне верхом комфорта.

Как известно, сердце корабля — его машинное отделение. Таким же сердцем была для радиометрического поста дизельная. Но, в отличие от корабельного, это сердце не могло остановиться ни на минуту.

Тем не менее никаких следов переутомления у моториста Саши Огибалова я не обнаружил. Был он, как и большинство его товарищей, румян, над пухлыми губами чернели усики…

Время близилось к вечеру. В столовой Исмат Эргашов, моторист-электрик и он же по совместительству кок, протянул мне в окошко миску с борщом: «Кушайте, пожалуйста». Я сел за длинный стол и заработал ложкой. Здесь столовались все вместе: офицеры, матросы, редкие гости вроде меня.

Было воскресенье, но я не услышал привычной команды: «Увольняющимся приготовиться на построение!» Некуда было увольняться…

«Зато фотографироваться будем», — сказал мне старшина поста. Плечистый, с басовитым голосом, он вполне походил на корабельного боцмана. Это был не первый остров в его долгой службе. Последние несколько лет Михов служил в главной базе, получил хорошую квартиру. И снова, по доброй воле, стал островитянином. Впрочем, он не был исключением. На еще более отдаленной точке вот уже двадцать шесть лет служил Ян Янович Дымба. Мичман уже и дочерей повыдавал замуж на материке, а все не расставался с постом. Ради одних материальных благ на такое не пойдешь…

Между тем в коридоре наметилось некоторое оживление, голоса перемежались смехом, и, к своему изумлению, я различил еще и детский плач, и вопрошающее: «Па-па!» Дверь в ленинскую комнату была отворена, и я увидел, как перед натянутой простыней хлопочет фотограф. Он все пытался успокоить младенца, орущего благим матом на руках у молодой женщины. Успокаивал и Переверзев. Было нетрудно сообразить, что молодая женщина и есть Лена, именно ее приезд так воодушевил лейтенанта.

То, что не удалось фотографу, удалось морякам. Младенец замолчал, едва на него надели бескозырку. А папу искал трехлетний Саша Крашенинников.

«Когда мы в отпуску были, он, как увидит маленького мальчика или девочку, так сразу к ним кидается. Обнимает, целует…» — сказала мне Любовь Федоровна.

Фырчал самовар, Любовь Федоровна угощала нас чаем, ее муж рассказывал о своем житье-бытье.

Капитан-лейтенант уже пятый год служил на острове, единственными товарищами его сына были моряки.

Ночью мне не спалось. Пошел на вышку. Незакатное солнце висело над штилевым морем. Было так тихо, что казалось, разносится во все концы скрип мостков под ногами…

Остров спал, уставясь глазами ромашек в колдовское мерцание полярного дня.

А залив продолжал работать. Припав к самой воде, спешил под разгрузку рудовоз, ему навстречу шел припозднившийся «пассажир». И все-таки голосов в динамике поубавилось, и сигнальщик Саша Николаев не спеша оглядывал в бинокль притихшую синеву.

Такой же безветренной ночью сигнальщик на другом острове обнаружил на воде мину. Со времен второй мировой войны покачивалась она где-то на якоре, пока течением ее не сорвало и не вынесло на фарватер. И случилось это совсем недавно.

В посту гидроакустики я опять увидел Федоркова. Казалось, он и не уходил отсюда. «Шум винтов подводной лодки… Пеленг… Дистанция…» — негромко докладывал Алексей в микрофон. Обернулся, поймал мой вопрошающий взгляд:

— Наша.

— Высоко сидим, далеко видим, — прокомментировал радиометрист Малекин.

Да, конечно же они сознавали, ребята с радиометрического, какая ответственность легла на их еще не очень-то крепкие плечи. Иначе чем было объяснить рвение к службе, эту самоотдачу, которую я наблюдал повсюду?

Но сначала надо было такое чувство ответственности привить молодым морякам. И этим занимались в меру своего опыта и служебного положения и капитан 2 ранга Трухин, и капитан-лейтенант Крашенинников, и лейтенант Переверзев…

С мичманом Киркозовым меня свела судьба на следующий день. Мы перекуривали на крыльце казармы, и я, помню, собирался расспросить, как он ухитряется добывать книги на острове. Мичман, по слухам, был страстным книголюбом. Но Киркозов заговорил о другом:

— Вот еще одно занятие с матросами проведу — и начну рассчитываться…

— С чего бы это?

— Я гидрометеорологический техникум закончил. Возвращаюсь к старой специальности…

Киркозов служил срочную на побережье, держал связь с Кильдином-Западным. Жизнь на острове показалась ему такой интересной, что он попросился сюда на сверхсрочную.

— Пять лет как один день пролетели… — И Киркозов замолчал.

Командир отделения сигнальщиков старшина 2-й статьи Богач высказался более определенно:

— Осенью увольнение, а я просто не представляю, как буду с ребятами расставаться. Только здесь поймешь, что к чему…

Я попросил рассказать, как встречали моряки Новый год.

Андрей оживился:

— Весело. Посылки — в общий котел, торт сделали. А потом пели под гитару, смотрели «Голубой огонек».

Тут же мне был выдан рецепт приготовления торта: нагреваются на плите банки со сгущенкой, содержимое намазывается на печенье — и торт готов!