Путь к свободе - [237]

— Ошибка!

— Свету давай!

Завыл сигнальный рожок.

Солдаты, офицеры, казаки, щурясь в едком дыму, узнавали своих. Падали из рук занесенные шашки, валились винтовки…

А партизаны спрятались, затаились в неведомых лабиринтах подземелья.

4

Третья колонна белых раздавила заставу партизан под командой Гарелли; ворвавшись в глубину каменоломни, домчалась до тупика, где когда-то находились жители. После взрыва потолок этого тупика стал угрожать обвалом, и партизаны перевели жителей в другое место.

Ковров, оставив часть бойцов для преследования белых, с основной группой двинулся в нижние галереи. Вскоре до отряда его донеслись идущие снизу гул, стук и трескотня. Партизаны потушили свет и ощупью вдоль темных стен, подталкивая друг друга, выбрались на перекресток широкого туннеля, откуда была видна глубина тупика и шел невообразимый шум.

Ковров, крадущийся впереди, выглянул из-за угла. В глаза ударил расплывчатый свет множества огней.

В дыму кружились белые. Партизаны смотрели из темноты, как белые корежили сундуки, ящики, бочонки, посуду… Гортанный гул голосов, лязг оружия, звон и стук ломаемых вещей — все это вместе напоминало шум огромной мастерской, в которой идет клепка железа.

Упоенные победой над группой Гарелли, белые громили скудное имущество жителей.

Из галереи в широкий туннель тянулась новая, ярко освещенная факелами, колонна белых.

В тупик подтянулась новая часть полка.

Партизаны, пораженные численностью противника, взволнованно говорили Коврову:

— Значит, разбили не только Гарелли, но и Пастернаева?..

Коврова обожгла эта мысль, но он не показал виду, уверял всех, что, наоборот, Пастернаев разбил белых, а это, вероятно, другая часть, проникшая в сердце каменоломен окружным путем.

— Мы погибли, — шептали некоторые партизаны.

Ковров призывал их не терять мужества, а сам с тревогой думал: «Что делать? Ударить внезапно? Но осилят ли двадцать партизан такую уймищу врагов? Возможно ли это?..»

Ковров мысленно перебирал все уловки, но все казалось ненадежным.

Наконец он решил. Вытянул руку, коснулся во мраке ледяного дула «льюиса», спросил:

— Петя, ты здесь?

— Тут я, товарищ командир, — ответил прилипший к пулемету матрос Ставридин.

— Приготовься, — прошелестела команда Коврова.

И через несколько минут громче:

— Огонь! Веером!

Струя пулеметных пуль пробила тьму и врезалась в массу белых.

— Огонь!

Партизаны дали залп, другой, третий…

Белые смешались. Некоторые из них залегли в цепь, били ответным огнем по партизанам, но паника была столь велика и так мгновенно вспыхнула среди белых, что стрелки были смяты и основная сила белогвардейцев хлынула в боковые галереи. Слепые пули белых пели вокруг, несколько партизан упало. Тогда Ковров крикнул:

— Бросай гранаты!

Блеск огня — и тучи дыма застлали широкий туннель.

Колонна белых потонула в коридорах. Партизаны, не преследуя их, оборвали стрельбу, бегом спустились ниже, в сторону, и засели за следующим перекрестком, наперерез отступающим белым.

«Делай все, что можешь, не теряйся, ориентируйся в самых безвыходных положениях, будь гибким во всем, погибай тогда, когда уже не за что ухватиться, умирай гордо, умирай так, чтобы след твоей борьбы за революцию был виден вечно», — так говорил большевик Ковров, таким знали его партизаны. Бойцы понимали, что здесь, в подземелье, гибнет скорее другого тот, кто трусит, теряется, не умеет быть находчивым и смелым.

Партизаны лежали в темных высеченных ущельях перекрестка, а белые, бросив раненых, крались толпой по туннелю кверху, огибая то место, откуда стреляли партизаны. Они боялись очутиться отрезанными от выходов на свет.

Несколько офицеров из первой колонны, пробродив около часа по галереям, случайно напали на дыру, прорванную динамитом. Увидев в проломе рассеянный отблеск дневного света, сигнализировали наверх. Оттуда спустили провода, и офицеры, без оружия, окровавленные, в изодранных мундирах, вскарабкались наружу. Об их появлении было доложено генералу Губатову.

Когда один из офицеров, пехотный капитан, весь запыленный, измятый, со ссадинами на лице и руках, с пустыми ножнами, без шашки, предстал перед генералом, тот изумленно расширил глаза и всплеснул руками.

— Откуда вы?! Что случилось?

— Ваше превосходительство, — шатаясь, вытянулся капитан, — полк беспомощно гибнет, заблудившись в лабиринтах. Партизаны нападают со всех сторон… Полк охвачен паникой. Люди не узнают в темноте своих и бессмысленно уничтожают друг друга… Помогите, ваше превосходительство, иначе мы будем единственными живыми из всего полка.

— Пошли прочь! — заорал генерал Губатов. — Русский офицер — и трясется, как девчонка. Стыд!

Капитан, бледный, повернулся налево кругом и без чувств упал на руки подоспевших солдат.

Губатов, согнувшись, кусая губы, хрипло кричал:

— Разжалую!.. Разжалую! Вам коровами командовать, а не солдатами… Вам нужники в крепости чистить, а не… не…

Генерал задыхался.

Он повернулся к Михайлову, который, подавленный гибелью своего полка, стоял опустив голову.

— Хороши ваши «отборные» части! — процедил Губатов. — Доложу его превосходительству генералу Деникину о вашем «усердии».

Михайлов повернулся к английским офицерам и вкрадчиво начал: