Путь к социализму: пройденный и непройденный. От Октябрьской революции к тупику «перестройки» - [171]

В дальнейшем развитии революции происходило — в острой социально-политической борьбе — постепенное исчезновение, либо, в большинстве случаев, вырождение этих форм. Однако многие из них оставались официально признаваемыми общественными атрибутами (роль профсоюзов в контроле над условиями труда и отдыха, «социалистическое соревнование», социальные льготы рабочему классу и др.) и, более того, вытесняли собой все остальные социально-экономические формы. Вот почему социально-экономическое развитие 20-х — 30-х годов могло идеологически оформляться как строительство социализма.

Итак, сталинская модель социализма выступает как переходная экономическая структура, но весьма своеобразная. В чем же ее своеобразие? В том, что это было не просто сочетание капиталистических и социалистических производственных отношений' (и соответствующих укладов), а более пестрая структура со значительным удельным весом докапиталистических отношений и укладов. Кроме того, социалистические отношения не имели в этой структуре адекватной социально-экономической базы, поддерживаясь в значительной мере политической и идеологической инерцией революции. Соответственно, социально-экономические противоречия сложившихся переходных отношений не толкали систему в сторону превращения в социалистическую целостность. Они толкали ее к превращению в буржуазную целостность, чему некоторое время препятствовала как политическая и идеологическая надстройка, так и некоторые довольно глубоко укоренившиеся социально-экономические элементы социализма. Буржуазная социально-экономическая эволюция влекла за собой и формирование потенциала буржуазной политической эволюции. Но угроза утраты имевшихся классово-политических позиций, угроза утраты власти вела к тому, что этот путь развития некоторое время политически и идеологически блокировался.

Движение к социализму становилось в таких обстоятельствах возможным только в том случае, если бы был преодолен рубеж, за которым прекратилось бы развитие основ индустриального капитализма и началось накопление адекватных социально-экономических предпосылок социализма, то есть разложение капиталистических отношений и массовое образование переходных форм. Однако в СССР этот рубеж в основном не был достигнут.

Следует отметить, что концепция советского общества как незавершенного переходного периода восходит к работам Троцкого. Отличие моего взгляда заключается в признании советской переходной модели, законсервировавшей себя на уровне середины 30-х годов («социализм, построенный в основном»), неспособной самостоятельно придти к социализму (или, во всяком случае, в оценке шансов такого перехода как крайне малых). Поэтому в моей интерпретации советскую социально-экономическую систему скорее следует именовать не переходной, а промежуточной.

Бюрократия выступала в сталинской модернизации как социальный субститут устраненной буржуазии. Те задачи модернизации, которые ставила бюрократия, объективно отвечали национальным интересам. Они были по содержанию задачами национального буржуазного государства (промышленный переворот, защита территории и территориальная экспансия, защита позиций в мировой экономике), однако в специфическом преломлении, ибо включали существенный элемент классового компромисса как с рабочим классом, так и, в меньшей степени, с крестьянством (в меньшей — потому, что мелкобуржуазные и патриархальные слои в большинстве своем являются неизбежной жертвой промышленного переворота). Буржуазные цивилизационные задачи, и соседствовавшие с ними элементы движения к социализму, объединялись в оболочке социалистических лозунгов, а отчасти и социалистических экономических форм, особенно в сфере распределения.

Система пребывала в результате в неустойчивом состоянии, сохраняя некоторое равновесие за счет балансирования между ее разнородными элементами и насильственного примирения этих элементов.

Однако объективная экономическая эволюция (технический прогресс, изменения в отраслевой структуре, разбухание и окостенение бюрократического аппарата, сокращение удельного веса сельского хозяйства, урбанизация, рост благосостояния и культурного уровня и т. д.) неизбежно расшатывала и подмывала сложившийся баланс. Он не мог быть сохранен в неизменном виде, и когда эволюция зашла достаточно далеко, он рухнул.

Фактически следует признать, что успешное завершение сталинского проекта создания «социалистической державы» в принципе не могло создать социально-экономическую и социально-политическую ситуацию, из которой открывался бы путь к «высшей фазе коммунизма». Сталинская модель переходного общества оказалась тупиковой, не содержащей в себе действенных механизмов эволюции в коммунистическом направлении, и, более того, неадекватной даже задачам развития позднего буржуазного общества, позднего капитализма («позднее индустриальное общество» с элементами постиндустриализма).

Но возможен ли был выход (революционный? эволюционный?) из сталинской системы, открывавший путь к социализму?

К сожалению, такой выход был крайне маловероятен. Если некоторое накопление материальных и отчасти экономических предпосылок социализма и происходило в ходе эволюции советского общества, то вот социальные и идейно-политические предпосылки парадоксальным образом не укреплялись, а утрачивались. Советское общество опиралось на «патернализированный» (контролируемый и опекаемый) бюрократией рабочий класс, разочаровавшийся в «социализме» сталинского образца, и на бюрократическую элиту, в которой все сильнее прорастал импульс буржуазного перерождения.