Путь к социализму: пройденный и непройденный. От Октябрьской революции к тупику «перестройки» - [144]

Другая волна репрессий была направлена против потенциально и реально нелояльных, нестойких, колеблющихся элементов в руководстве партии и государства, в том числе — против соперников, слишком умничающих, слишком самостоятельных. Опасения политического руководства вызывали и реально действующие в подполье организации левой коммунистической оппозиции, имевшие поддержку среди рабочих (все течения которой чохом именовали «троцкистами»). Имелись в стране и небольшие подпольные эсеровские, меньшевистские, анархические группы.

Наконец, ставилась задача чистки партийного и государственного аппарата от разложившихся, переродившихся, безответственных, расхлябанных руководителей. Вероятно, среди репрессированных было немало лиц этой категории, которых, однако, осудили не за реальные прегрешения, а за шпионаж, терроризм, троцкизм и т. д.

Проведение этих репрессий осложнялось тем, что прошли времена, когда противники политического курса партийной верхушки выступали открыто, с поднятым забралом. После перелома на рубеже 30-х, когда открытое выражение своей точки зрения немедленно делало слишком откровенных объектом политического шельмования и преследований, почти все эти элементы затаились, демонстрировали показную лояльность генеральной линии партии и лично Сталину. Однако время от времени их скрытое недовольство, имевшее серьезные причины в провалах социально-экономической политики сталинского руководства, прорывалось в оппозиционных выступлениях, в которых участвовали и те, кого Сталин привык видеть среди своих горячих сторонников. Приходилось вычислять потенциальных оппозиционеров по косвенным, ненадежным признакам, «бить по площадям».

Именно в этих условиях сработали личные качества Сталина — но не сами по себе. Властолюбие, подозрительность, злопамятность не были причиной террора, они проявились на фоне обострения политической борьбы и социально-экономических трудностей, усугубляя реакцию Сталина на реальное и потенциальное политическое противодействие, и приводя к применению недопустимых инструментов борьбы с реальной и кажущейся угрозой.

Свою роль в разворачивавшейся трагедии сыграли и закулисные интриги ведомств и лиц в партийно-государственной верхушке, в том числе в армии и спецслужбах. Карьеризм, подсиживание, сведение счетов, ведомственная групповщина, которую легко можно было принять за зреющий заговор (или изобразить в качестве такового) — все это подливало масла в огонь разворачивающихся репрессий.

Трагизм ситуации усугублялся и тем, что развертывание массовых репрессий «спустило с цепи» худшие социальные инстинкты и среди руководителей, и среди рядовых граждан. Одни хотели оградить себя от подозрений в нелояльности путем демонстрации «бдительности», проявлявшейся в небывалом рвении в поиске скрытых «врагов народа». Представители бывших господствующих классов, затаившие злобу на большевистскую верхушку, не прочь были пустить в ход доносы против ненавистных им «красных». Представители молодого поколения из искренних побуждений хотели поскорее добить остатки «эксплуататорских классов», мешающих строить светлое будущее, и «косных старых специалистов», препятствующих дерзновенным порывам в технической и хозяйственной сфере. Оголтелые карьеристы, спаянные в партийные и ведомственные кланы, грызлись за власть, уничтожая проигравших вместе с членами их семей. Наконец, масса обывателей сводила личные счеты и обделывала грязные делишки (посадить соседа по коммуналке, чтобы вселиться в его комнату…).

Сталин, судя по всему, не рассчитал, сколько человеческого дерьма всплывет, когда будет дан сигнал к массовой охоте на «врагов народа», насколько панически-угодливой будет реакция чиновников партийного и государственного аппарата, кинувшихся наперегонки «перевыполнять план по репрессиям». Не предусмотрел он и того, как задача, возложенная на плечи назначенного наркомом внутренних дел Н. И. Ежова, скажется на его душевном состоянии. Усердный партийный чиновник среднего уровня, преданный высшему руководству партии до самозабвения, он не справился ни с той высотой, на которую вознесла его карьера, ни с той ответственностью, которая обрушилась на него в одночасье. Выкорчевывание «врагов народа» превратилось у него в навязчивую идею, поглотившую все его существо, и заставлявшую идти напролом, не считаясь ни с какими моральными и юридическими ограничениями.

Результат был кошмарным и ужасающим. В результате волны репрессий 1937-38 годов (ослабевших, но не прекратившихся и в 1939-40 гг.) политическая ситуация в стране резко изменилась. Была физически устранена не только большая часть высших командных кадров в армии, на чем часто акцентируют внимание. Было физически устранено большинство руководителей высших государственных, хозяйственных и партийных органов, что вызывает искушение назвать эти события государственным переворотом. Из числа членов Центрального Комитета ВКП(б), избранного XVII съездом в составе 71 человека, один — С. М. Киров — был убит, один — В. В. Куйбышев — умер, двое — Г. К. Орджоникидзе и Я. Б. Гамарник — покончили с собой, несколько человек — Н. К. Крупская, Г. И. Петровский, Г. М. Кржижановский — были просто отстранены от руководящих постов, 16 человек вошли в состав ЦК ВКП(б), избранного следующим, XVIII съездом. Остальные — пали жертвами репрессий (хотя некоторые из них сами участвовали в организации этих репрессий — Н. И. Ежов и Г. Г. Ягода, например), или просто исчезли с политического горизонта. Не меньше пострадал и состав кандидатов в члены ЦК, которых не обошла стороной волна репрессий, клеветы, самоубийств. Были уничтожены почти все секретари и большинство членов комитетов республиканских, краевых и областных организаций ВКП(б). XVIII съезд созывали уже люди, не имевшие На то полномочий предыдущего съезда.