Путь к социализму: пройденный и непройденный. От Октябрьской революции к тупику «перестройки» - [13]

Однако самый болезненный вопрос, — обсуждение которого большевистское руководство чем далее, тем менее было склонно допускать, — состоял в следующем: чем обеспечивается социалистический характер самого государственного сектора, тех командных высот, которые оставались в руках государства? Даже Ленин открыто выражал сомнение в чисто пролетарском характере этого государства, определяя его как рабочее государство с бюрократическим извращением. Это означало, что пролетариат непосредственно не осуществляет политическую власть, а доверяет эту власть бюрократии. Проблема, соответственно, сводилось к тому, в какой мере рабочим удастся сохранить контроль над своей собственной бюрократией. От решения этой проблемы зависел и ответ на вопрос о том, какова будет социально-экономическая природа управляемого бюрократией государственного сектора хозяйства.

К сожалению, противостоящая бюрократии альтернатива в виде социальной самодеятельности рабочего класса оказалась не способна обеспечить функционирование экономики на основе принципа «свободной ассоциации». Тенденция к рабочему самоуправлению была весьма заметной, но явно недостаточно сильной и эффективной в своих усилиях, ибо под ней не было широкой социальной базы и прочных социальных традиций. Тем не менее, эта тенденция продолжала действовать и оставалась важным фактором функционирования хозяйственной системы на всем протяжении гражданской войны. Недостаточному влиянию этой альтернативы немало способствовало истощение сил рабочего класса и его значительное деклассирование в силу глубокой хозяйственной разрухи в 1918-1921 годы.

Из сочетания буржуазных специалистов и «красных директоров» в верхних эшелонах управления, тонкой прослойки квалифицированных рабочих, подвергшихся сильнейшей люмпенизации под влиянием войны — в нижних, не могло получиться всеобщего социалистического самоуправления трудящихся. Происходил рост бюрократической машины, тем более весомой, чем менее она была эффективна. Более того, не хватало социальной энергии и социальной базы даже для осуществления действенного контроля рабочих за своим (а первоначально он был для рабочих в основном своим) государственным аппаратом. Однако в определенных пределах такой контроль все же существовал — и именно в той мере, в какой его все же удавалось провести, общественные отношения эпохи революции окрашивались в собственно социалистические тона. И этот контроль проявлял себя в длительной борьбе за ограничение бюрократизма и изживание его наиболее нетерпимых крайностей.

Пролетарское государство (хотя в его пролетарском характере уже сомневались и сами его руководители) смогло, конечно, сравнительно легко национализировать крупную и среднюю промышленность. Но что делать дальше с этим разрушенным войной островком промышленности и в значительной мере деклассированным пролетариатом, окруженным морем мелкобуржуазного, а по большей части даже и патриархального крестьянства? Из чего тут, собственно, можно строить социализм?

Вместе со спадом революционной волны на Западе исчезли и надежды на помощь победоносного пролетариата развитых стран (по крайней мере, в ближайшую историческую перспективу). Что же делать? Отказаться от перспектив строительства социализма, вернуться к чисто буржуазной программе (как предлагали меньшевики)? Но в стране уже сложилась столь своеобразная конфигурация политических сил, что отказ от выдвижения социалистических целей становится для большевиков невозможным. Именно социалистические лозунги обеспечили им поддержку пролетариата и оправдывают их пребывание у власти. В противном случае, вместе с отказом от социалистических целей, они неминуемо теряют власть. А при тогдашнем политическом положении в России и в мире вместе с властью они не только неминуемо потеряли бы и головы, к чему, впрочем, большевики были готовы. Гораздо серьезнее их волновала перспектива с утратой власти превратить Советскую Россию в поле ожесточенного соперничества милитаристских клик, выпестованных «белым» движением, и находящихся в прямой зависимости от интересов различных групп иностранного капитала.

Признавая буржуазно-демократическую составляющую революции, большевики именно в достижении социалистических целей видели возможность вырваться из хозяйственной отсталости. А без решения этой последней задачи нельзя было надеяться на выживание страны в условиях международной политической изоляции. Но как построить социализм в стране, которая в материальном отношении еще и в преддверии социализма не находится?

Ленина весьма беспокоила эта коллизия. В конце концов, он предлагает выход, в общем, не находящийся в непримиримом конфликте с марксистской теорией. Пролетариат должен продолжать удерживать государственную власть, допуская в меру развитие капитализма под своим контролем. По мере того, как с ростом этого государственного (в данном случае — контролируемого пролетарским государством) капитализма будут развиваться и производительные силы, необходимо при помощи государственной власти концентрировать ресурсы на развитии современной промышленности, электрификации страны, подъеме культурного уровня народа, на вовлечении крестьянства в кооперацию. Тем самым, одновременно с ростом капитализма, и отчасти на основе этого роста, будут закладываться материальные предпосылки социализма, и обеспечиваться постепенный рост социалистического уклада. А там, глядишь, и революция на Западе дозреет…