Путь-дорога - [7]
— Ой, батюшки, Татьяна Ивановна, Игнатий Иванович! А мы-то вас завтра ждали!
— Здравствуй, здравствуй, Граня! — Татьяна Ивановна расцеловалась с ней.
Игнатий Иванович тоже поздоровался с девушкой. А Граня безумолку болтала что-то про поезд, искоса поглядывая на Максимку тёмными, как вишни, глазами.
— Замполит где, не видала? — спросил Игнатий Иванович.
— А на перегоне, — ответила Граня. — Давеча «пионерка» туда пошла. Скоро вернется, вы бы до места с нею… — и она, вскинув на плечо лопату, побежала к платформе, неуклюже, но легко перебирая сапогами.
У платформы в несколько рядов лежали коричневые брёвна.
Другие чёрные, покороче и поуже, были свалены горой; около насыпи вдоль путей вытянулись длинные рыжеватые рельсы.
— Уж чего бы лучше, — сказал Игнатий Иванович. — Дрезина, она быстро…
Максимка молча ждал. Он решил ничего не спрашивать. Светлое и ясное утро, эта весёлая девушка и то, как бодро и домовито осматривалась кругом Татьяна Ивановна, снова успокоили его.
Железнодорожная насыпь за разъездом сворачивала вправо, отсюда были видны только сторожевая будка и семафор. Вскоре из-за них сначала бесшумно, а потом, всё громче жужжа, выкатилась зелёная открытая дрезина.
— Вот она, «пионерка», — сказал Игнатий Иванович.
На дрезине стоял худощавый и смуглолицый мужчина, встречный ветер трепал его белую гимнастёрку. Игнатий Иванович крикнул что-то, дрезина пропела и остановилась.
Через несколько минут Татьяна Ивановна, Игнатий Иванович и Максим шагали по тропке у обочины железнодорожного полотна, а дрезина, так же стремительно уменьшаясь в размерах, увозила их багаж.
Навстречу им то и дело попадались люди с лопатами, с молотками на длинных ручках или с вилами. Все они, увидев Игнатия Ивановича и Татьяну Ивановну, окликали их и здоровались.
К разъезду прошёл отцепленный паровоз, и машинист из окна тоже помахал рукой.
Тропка всё вилась вдоль полотна. И вот у леса показался длинный товарный состав — тот самый, мимо которого они проезжали. Максим с удивлением увидел, что состав стоит на отдельном, коротком и изогнутом пути, в стороне от насыпи, а берёзы и ели подходят к нему совсем близко, точно вагоны врезались в лес.
— Ты, парень, всё же ха-арактерный! — сказала Татьяна Ивановна. — Слова не спросил, куда, мол, везёте?
А Игнатий Иванович доложил:
— Вот и табор наш. На колёсах, а не едет. Эге?
Татьяна Ивановна заспешила вперёд: у крайнего вагона на соседнем основном пути стояла дрезина с их вещами.
Теперь весь товарный состав был виден хорошо. К каждому вагону приткнулась узкая деревянная лесенка. Вагоны были похожи на сцепленные в ряд, приподнятые на колёса и обернувшиеся лицом к лесу домики. В каждом были окошки с белыми занавесками, уставленные зеленью и даже завитые хмелем, и над приставной лесенкой — широкая дверь.
Из одной двери высунулась женщина с грудным ребёнком и крикнула:
— С приездом, Игнатий Иванович! Сынка с собой привезли? — она кивнула на Максимку.
Игнатий Иванович ответил:
— Сынок наш постарше будет. Этот как раз за внука сойдёт.
Потом он подвёл Максимку к соседнему вагону. Дверь у него была закрыта, на ней висел замок, но из окошек так же приветливо выглядывали занавески. Доставая из кармана ключ, Игнатий Иванович сказал:
— Заходи, Максим! Вот она, наша квартира…
Квартира оказалась, правду сказать, маловата.
Но перегородки, разделявшие её на две квадратные комнаты и маленькую прихожую с круглой чугунной печуркой на железном листе, были выкрашены под обои; пригнанные к стенам койки в первой комнате застелены пикейными одеялами, над столом висело зеркало и фотографии, а по полу бежала цветная дорожка, как в настоящей квартире. И даже приёмник стоял на самодельной этажерке у окна, и Игнатий Иванович сразу включил его.
Немного погодя Максимка с Игнатием Ивановичем с узелками подмышкой шли в баню. Максимка с любопытством смотрел на растянувшийся, точно опоясавший лес поезд. Вагоны были почти все товарные, но попалось несколько и зелёных, пассажирских, а в одном, наглухо закрытом, что-то стучало и фыркало, как будто работал мотор. Баня помещалась тоже в вагоне, грунт под ним был тёмный и влажный от воды. За баней чуть поодаль стояла на рельсах отцепленная цистерна и дальше две платформы: одна гружённая тёсом, железными трубами и бочками и, наконец, последняя, на которой гордо возвышался новый, блестящий на солнце грузовик.
Паровоза у этого необыкновенного поезда не было совсем.
Зелёный шум
Солнце стояло прямо над лесом.
Молочно-белые пухлые облака изредка прикрывали его, и тогда на строгие густые ели и притихшие осины падала тень — и они отдыхали от палящего зноя.
Вдоль железнодорожного полотна, насколько хватало глаз, на шпалах, в кюветах, по обочинам, между ровными и прямыми, как ленты, путями, рядом с полотном работали люди. Цветные, слинявшие на солнце платки женщин рассыпались по насыпи. Между промасленными спецовками рабочих мелькали белые форменные гимнастёрки. Лица работавших до черноты загорели от безудержного солнца.
Рядом с насыпью в нескольких местах по всей длине полотна жужжали на подставках моторы, от них к рельсам и шпалам ползли длинные резиновые трубки.
