Пустые котлы. Как справиться с депрессией с помощью магии и ритуала - [34]

Социальная «невидимость» – один из первых признаков расстройства, который я распознал еще задолго до того, как понял, что именно депрессия и является его причиной. Эмоциональные страдания я ощущал в виде физической боли, которая сдавливала мою шею – ее вес был явно ощутимым и не исчезал, но при этом не оставлял видимых следов. Это казалось мне вполне логичным: на каком-то уровне я понимал, что эмоции приходят в сознание из тела и боль появляется в качестве предупреждения, что какая-то из телесных функций и систем не в порядке – включая, например, эмоции. Боль была такой же реальной, как если бы меня кто-то ударил, но поскольку у нее не находилось никаких физических причин, я не знал, как ее можно назвать и как обсуждать. Такая боль напоминает миф о Мелеагре, греческом герое, которому было предначертано, что он умрет, как только догорит полено в очаге; когда бревно, ранее на долгие годы спрятанное, снова бросили в огонь, Мелеагр погиб вместе с ним. В периоды депрессии будто невидимая сила сжимала мое сердце – думаю, нечто подобное испытывал и Мелеагр. Невидимая боль – со временем она заставила и меня тоже почувствовать себя невидимым. Казалось, что я тяжело ранен, но никто не замечает, что со мной что-то не так. Язык отказывал мне, когда я пытался об этом говорить, словно на меня наложили заговор молчания. Со временем стало казаться, что люди не замечают, когда все в порядке – они просто перестали меня видеть вообще. Возможно, это помогло бы снять часть моей тревоги, поскольку надо мной перестали издеваться, но я уже настолько глубоко погрузился в темное болото страданий, что попросту ничего не заметил.

Другая особенность депрессии похожа на туннельное зрение. Человеческий мозг склонен видеть то, что ожидает увидеть: большую часть информации от органов чувств он просто отсеивает, чтобы создать понятный нарратив. Психоделики порой вызывают галлюцинации именно потому, что такой фильтр полностью отключается; возможно, некоторые видят нематериальных существ по той причине, что их мозг не отсеивает эту информацию, как у большинства людей. Фильтры, которые меняют наше зрение в период депрессии, не позволяют замечать красоту и радость в окружающем мире. Нимуэ Браун описывает подобный опыт: «Что касается общения с природой – я обычно перемещаюсь на своих двоих, поэтому, если не больна, за день хоть раз отправляюсь на прогулку по тем или иным причинам. До города идти примерно двадцать минут – есть разные маршруты, и по пути я обычно вижу много дикой природы. Когда я в депрессии, я замечаю меньше, чувствую все по-другому, не так внимательна и не так открыта, поэтому могу не заметить пролетающего над головой канюка или яркое оперение зимородка. Депрессия ослабляет мое внимание и замыкает на себе».

Такое туннельное зрение мне очень знакомо, и боюсь, что здесь я не одинок. Во время депрессии легко может показаться, что каждое мгновение жизни – лишь боль и страдания, но это не обязательно правда. В следующей части книги я рекомендую отслеживать настроение. Каждый, кто возьмет на себя труд ответственно вести дневник настроения на протяжении дня, обнаружит, что моменты счастья случаются, но мы тут же о них забываем. Люди, которым мир кажется поблекшим и лишенным красок, просто видят его по-другому, как и люди, подобные Нимуэ Браун, которые замечают меньше радости и жизни в природе, чем обычно. Мир не изменился ни на йоту, но из-за смещения фокуса испаряется наша способность замечать и удерживать в памяти многие яркие переживания.

Кортни Вебер «сильно травили в школе с третьего класса по девятый»: она вспоминает, что «не было ни одного места, где ее оставили бы в покое». Когда она жаловалась на травлю, то иногда получала поддержку, но иногда ее обвиняли в том, что она незаслуженно привлекает к себе внимание. Она также вспоминает, что «мой отец проявлял свою любовь, потешаясь надо мной – он издевался, когда я говорила, что люди надо мной смеются». В результате она приспособилась: «Я предпочла безопасный путь и выбирала то, что нравилось другим». Иными словами, она надела защитный окрас, чтобы быть незаметной для окружающих.

Стать мишенью травли – особенно эффективный способ распрощаться с теми защитными механизмами, которые у вас еще были, ведь дело не только в издевательствах, не так ли? Люди, к которым вы пытаетесь обратиться за помощью, в ответ выражают только беспокойство, потому что никому еще не удалось найти надежный способ прекратить травлю. Возможно, иногда помогает открытое насилие, но есть учесть, что буллинг это и есть форма насилия, все может стать только хуже. Если травли недостаточно, чтобы заставить человека почувствовать себя одиноким и изолированным от сообщества, отсутствие поддержки доделает дело. Депрессия заставляет отдаляться от других людей, а буллинг создает для этого идеальную среду.

«Депрессия – настоящая эпидемия, – утверждает Вебер. – Я не знаю ни одного человека, который в своей жизни бы с ней не столкнулся. Не уверена, почему она возникает – из-за того, что мы отдалились от природы или лишились чувства взаимной поддержки и понимания. Мы не пантеры и не можем жить в одиночку. Мы волки – стайные животные». Одна из причин эпидемии может заключаться в том, что изоляция делает нас уязвимыми к депрессии, а депрессия заставляет стремиться к изоляции; так возникает темный конус силы, который сковывает нас и укрепляет депрессию.