Пустота - [20]

– Она старая, – сказал он. – Она тут уже много лет живет. Некоторые ее любят, некоторые нет. Она ходит за покупками в Каршолтон. Ей нравится кино, но только старомодное, она старые фильмы любит.

Он пожал плечами.

– Вам бы, наверное, что-то посовременней. У меня глаза устают от чтения. Пыль. У меня от пыли лицо стягивает.

– Я просто хотела это вернуть, – сказала Анна.

Мальчишка ее будто не слышал. Сморкнувшись в левое предплечье, он продолжил:

– Я вам тоже могу почитать, если хотите. О, а это идея! Могу к вам домой прийти и почитать эту книгу.

Он снова поднял книгу, и Анна с ужасом и отвращением увидела, что это очень старый экземпляр «Потерянного горизонта»[16]. Страницы замялись и обтрепались там, где много лет назад книжку уронили в ванную, задняя страница обложки была оторвана. Книжку легко было представить среди хлама в комнате, куда Анна заглянула.

– Не думаю, что мне это нужно, – ответила она. – Прощай.

– Я тут в туалет никогда не хожу, – заметил мальчишка вдогонку, – даже если мне надо. Она такая грязнуля, эта старуха.

Анна шмыгнула через клумбу на лужайку и кинулась прочь. Мальчишка пустился следом, в общем-то не пытаясь догнать; когда они достигли дороги, поотстал и потянулся в сторону королевского госпиталя Марсден.

– Это хорошая книга, – услышала она его голос. – Я ее много раз читал.

Она помчалась в противоположном направлении, пока не выскочила, совсем запыхавшись, к прудам Каршолтона. Под свинцовым небом лежала пара странных, бессмысленных, индустриального вида водоемов, отделенная от дороги лишь оградой, и на воде кое-где виднелись утки и чайки. Анна дважды обошла пруды. «Успокойся, – подумала она, удивленная собственной реакцией. – Он же просто мальчишка. Я виновата не больше его». Доказывая самой себе, что успокоилась, она купила яблоко и пирог с тунцом в супермаркете на Хай-стрит. Поела, сидя на скамейке у воды, пока молодые мамаши с большим или меньшим терпением выгуливали ползунков взад-вперед или кормили уток с детьми постарше. Набегал и отползал солнечный свет, потом снова задождило.

Анну преследовал запах чего-то прогорклого и несвежего – быть может, от самой воды: на пруду она заметила легкую, как паутина, пленку, запыленную и удерживаемую поверхностным натяжением. Или, возможно, птичьего помета. Она понадеялась, что это не дети.

В Каршолтоне имелось два вокзала; чтобы не столкнуться снова с мальчишкой, она решила не возвращаться на Каршолтон-Бичес, а пошла по Норт-стрит к другому вокзалу. Так и ближе было.

Вернувшись домой через пару часов, она обнаружила в саду Марни. Та озадаченно хмурилась, стоя у беседки и разглядывая живую изгородь.

– Откуда все эти цветы? Это ты их высадила?

Анна, которую то и дело одолевало искушение пустить все в доме на самотек, сперва брякнула, что не знает, но потом, почувствовав потребность проявить авторитет (даром что садоводством уже много лет не занималась), заявила:

– Это экзотические растения, дорогая моя. Думаю, они тут прижились вполне неплохо. А ты как считаешь?

Так и было. В высоту не вытянулись, но заняли всю границу сада с непреклонной самоуверенностью. Доминировали тут блестящие цветы вроде маков, но попадались также лунники и еще что-то, обещавшее развернуться увеличенным подобием водяной лилии. У маковых лепестков был любопытный металлический отлив, они безвольно свисали на бледно-зеленых мясистых стеблях, закругленные кверху подобно стебелькам анемона, поникшие под собственным весом. Между ними землю толстым слоем покрывали какие-то узловатые растения вроде тысячелистника, но более тонкие, и казалось, что перьевидный узор их листьев самоподобен на всех уровнях: в нем легко было потеряться, засмотревшись. Анна сочла излишним признаваться, что еще вчера никаких маков тут не росло.

– У них такой вид, словно они из бумаги вырезаны, – заметила Марни, перебирая пальцами головки цветов, наклоняя стебли из стороны в сторону и заглядывая между ними, словно собиралась их купить на рассаду, но уже готова была передумать. – Они чем-то должны пахнуть? Цвет очень искусственный.

Она поднялась, посмотрела на беседку и собралась было продолжить, но Анна ее перебила:

– Прежде чем начнешь: я не дам ее отремонтировать, снести или перестроить в стиле бабушкиного флигеля.

У Марни сделался разочарованный вид, но она изобразила самое что ни на есть мирное пожатие плечами. Постояв в саду еще пару минут под текучие ранневечерние рулады черного дрозда, они без слов, но согласно приняли решение вернуться домой. Марни по ходу дела заметила:

– Я подумала, нам бы омлет неплохо приготовить.

– Надеюсь, Марни, ты прихватила вино, в противном случае можешь проваливать.

Пока дочь готовила омлет на двоих, Анна нарезала салат.

– Эта коробка старья, которую ты нашла… – начала Марни. – Я ее назад в беседку отнесла. Там просто какие-то старые беджики и вещи из колледжа.

Она рассмеялась.

– Одному Богу известно, на что я тогда была похожа, – сказала она. – Так в восьмидесятые одевались молодые социологини-постдочки, а я припозднилась лет на пятьдесят. Мир за это время мог бы перемениться и сильней. – Опыт в сравнительной эконометрике вынудил Марни добавить: – Но деньги изменились, это уж точно.