Пусть это вас не беспокоит - [11]

Он откинул голову набок и задумчиво посмотрел куда-то вдаль сквозь нежно-розовый потолок.

— Пожалуй, я слишком переутомился за последний месяц, мистер Амбрустер. Я подумываю о небольшом отпуске — этак с неделю. Уеду куда-нибудь… Как раз успею вернуться к началу процесса.

Он повернулся и снова посмотрел на меня. Его улыбка была открытой, милой и донельзя омерзительной. Я тоже осклабился и встал.

— Спасибо за минеральную воду, мистер Рендалл. Чтобы вы не сочли меня неблагодарным, я занесу вам бутылочку в тюрьму.

Он расхохотался и дружески хлопнул меня по плечу.

4

Когда я подходил к своей машине, которую оставил перед входом в дом Рендалла, то весь кипел от злости. Этот придурок вел себя так, будто у него на руках все козыри, и это выводило меня из себя. Но что бесило меня по-настоящему — так это то, что он был абсолютно прав.

Однако минеральная вода оказалась весьма неплохой.

Я всегда тщательно запираю машину, особенно когда оставляю ее в подозрительном районе. Место, где обитал мой новый друг Уесли, таковым не являлось, но я был уверен, что все двери тщательно заперты. Поэтому я был немало удивлен, когда увидел, что в моей машине кто-то сидит.

Я не взялся бы определить, сколько ей лет. На первый взгляд мне показалось, что она еще совсем девчонка, но через мгновение я пришел к выводу, что это далеко не так. Ее и без того вздернутый носик гордо указывал куда-то в небо, затянутые в темные чулки бедра решительно сжаты. Она была одета так, как одевается вульгарный человек, когда отправляется в приличное общество — то есть вульгарно. Естественно, сама она была уверена в обратном.

— Разве я забыл отключить надпись «свободно»? — произнес я. — К вашему сведению, в счет будет включено все время, что вы провели внутри такси.

Она не улыбнулась. Казалось, что она надолго разучилась улыбаться.

— Майкл Амбрустер? — спросила она.

— Автограф? — я потянулся за ручкой.

— Бросьте паясничать, — резко бросила она. Для человека, пробравшегося в чужую машину — предварительно запертую — она вела себя слишком вызывающе. — Я должна поговорить с вами.

Я откинулся на спинку сиденья, с любопытством оглядывая ее наряд. Мне было интересно, в чем она привыкла ходить, вращаясь в привычном для себя окружении.

Она помолчала несколько секунд, пока до нее не дошло, что я жду, когда она начнет.

— Не здесь, — ее голос звучал еще более резко. — Отъедьте куда-нибудь, найдите спокойное место.

Потом я спрашивал себя, смотрел ли Уесли Рендалл, как я отъезжаю от его дома, или нет. Насколько мне удалось узнать его во время нашего разговора — а также по последующим встречам с ним — он должен был поступить именно так. Но все же я жалел, что не посмотрел в тот момент на окна его дома. Как знать — может, я бы воспринял этот сигнал. А может, и нет.

Я вырулил на дорогу и мы несколько минут провели в молчании. Я раздумывал, не собирается ли она выдвинуть мою кандидатуру на пост президента Соединенных Штатов, она выискивала подходящее место.

— Здесь, — голос прозвучал как приказ, и это мне не понравилось.

— А вот и нет, — сварливо ответил я. — Раз вы сидите в моей машине, я сам выберу место.

Так я и поступил, притормозив у развилки на боковую дорогу. Я съехал на нее и заглушил мотор.

— Если вы собирались объясниться мне в любви, то самое время приступить, — объявил я. — Но должен вас предупредить — мое сердце уже занято. Я без ума влюблен в одного футболиста.

— Заткнитесь, — бросила она.

До сих пор не пойму, откуда у нее в руке появился пистолет. Вообще это было не лучшее мое утро.

— Значит, вы и есть тот самый Майкл Амбрустер, который убирает мусор за богачами, — прошипела девица.

Я еще раз посмотрел на ее костюм и окончательно пришел к выводу, что он мне не нравится.

— Вы хотите намусорить еще больше? — спросил я. — Кто вы вообще такая?

— Кто я такая, — горько произнесла она. Так могла обращаться сморщенная старушка к жестокому тирану, который приказал сжечь живьем одиннадцать ее сыновей, чтобы принести их в жертву иноплеменному богу. — Кто я такая. Для вас, богачей с Беверли-Хиллз, все мы — никто.

— Я живу вовсе не на Беверли-Хиллз, — возмущенно возразил я.

— Заткнитесь. Этот денежный мешок Картер нанял вас, чтобы вы спасли от тюрьмы его чертового племянника.

Должен признаться, что слова, которые она употребила, были не совсем такими, какими я их привожу.

— Мери была моей лучшей подругой, — произнесла она. — А этот плейбой взял и убил ее.

Я хмыкнул, она не обратила на меня внимания.

— Мери была хорошей девушкой, — сказала она, обращаясь к ветровому стеклу. — Я знаю, многие назвали бы ее шлюхой, но это неправда. Она была хорошей.

Я наверняка расплакался бы от ее рассказа и громко высморкался в большой клетчатый платок, но дуло пистолета, упертое в мой бок, полностью сбивало настроение.

— Мы были очень близки с ней, — девушка сморкнулась, втянув в себя воздух, — она все мне рассказывала. Она была хорошей, правда. Я знаю, такие люди, как вы, думаете, раз девушка — шлюха, то она — полные отбросы, мусор. Вот что я вам скажу, мистер, — у Мериен было доброе сердце.

Если бы я был староанглийским писателем и собрался бы написать толстый роман о трагической судьбе голливудских проституток, то с радостью ввел бы в него этот персонаж. Далее ей следовало рассказать об их крепкой глубокой девической дружбе, о том, как они вдвоем болтали по ночам, глядя на спящий город, о мечтах Мериен стать стюардессой и ее привычке закрывать двери ногами. Но вместо этого она оторвалась от ветрового стекла и, больно уперев пистолет под ребра, проклекотала: