Лернейские болота
За шесть дней до конца Лернейской кампании
– Война закончилась, офицер, – сказал человек, стоявший у края скалы.
– Это была не война, – ответил я.
Всполохи доносили до нас свет далекой грозы.
– Ты прав, офицер.
Его губы скривила злая усмешка.
– Здесь никто ничего не завоевывает и не защищает. Туг просто дохнут, как мухи. Хочешь, чтобы твой друг тоже умер?
Тот, кто замер на скале рядом с ним, был в форме эльфийской гвардии. Темно-зеленая материя успела потемнеть и покрыться пятнами. Руки его были связаны за спиной, к шее приставлено дуло пистолета.
– Вы целы, доктор Стравицки? – негромко спросил я.
Скалы окружают Лернейские болота – невысокие, неба с них не достать.
Я стою на одной из них, сложив руки на груди.
Пятеро эльфийских снайперов, спрятавшись за камнями, держат на прицеле Дорроса Бланке, человека с маленькими холодными глазками и пистолетом в правой руке.
Я не знаю, сколько стрелков целится в меня – да и какая разница?
Хватит и одного.
Доктор кивает.
– Он будет цел, если вы выполните мои условия, – произносит Бланке. – За что я люблю эльфов – вы всегда готовы к сделке. Уж очень дорожите своими паршивыми шкурами.
– Ты никого не любишь, Доррос. Даже себя. Человек с пистолетом улыбается шире – я вижу его зубы, ровные, злые, как у хищного зверя.
Но в любом звере есть теплота, а в Дорросе ее нет.
– Не надо обличительных речей, офицер. Это война, а мы с тобой мужчины. Такова наша работа.
Маленькие камешки осыпаются за моей спиной.
Один из снайперов поменял позицию.
Возможно, он что-то заметил, что-то, чего не должно было быть. Возможно, сейчас они начнут стрелять.
Тогда всем нам конец – мне, Дорросу и доктору Стравицки.
Глупо будет умереть вот так, ведь, в конце концов, Бланко прав, война заканчивается.
– Ты называешь это мужской работой? – спрашиваю я. – Ты пришел в чужую страну и убиваешь людей, которых даже не знаешь. Я назову это кровавым убийством, а тебя сволочью.
Бланко смеется – громким, искренним, чистым смехом. Но не таким, к которому тебе захотелось бы присоединиться.
– Такова война, офицер. Здесь нет убийц – есть одни жертвы.
– Ты сам сказал, что война скоро кончится, – негромко говорю я.
– Теперь и ты называешь это войной?
– Нет, я имею в виду не Лерней. Я говорю о сражении между тобой и мной. Между людьми, которые считают резню мужской работой, и теми, кто презирает насилие. И для тебя оно закончится там, где и должно – на каторжных рудниках.
– Слишком много слов, офицер! Маги Черного круга три дня назад привезли в ваш полевой лагерь бочку – и в ней не мармелад. Тц говоришь, что презираешь насилие?
Из горла Дорроса черным вороном вырывается короткий смешок.
– Тогда зачем тебе полный бочонок драконьей пыли? Если рассеять его с этой скалы – шесть деревень внизу превратятся в смердящие кладбища. А через день там можно будет возить на прогулку младенцев – яд уже рассеется. Идеальное оружие для войны, оружие трусов. И придумали его эльфы – вы.
– Пыль – залог окончания резни. Довод, с которым никто не поспорит. Каждая из сторон готова сложить оружие. Из миролюбия? Нет, из страха перед Черным кругом. Мы не собирались использовать этот бочонок.
– Вот как?
Доррос смеется снова.
– А вот те люди, которые наняли меня, – собираются. И я спрашиваю тебя, офицер, что для тебя дороже – жизнь одного паршивого эльфа или сотни, тысячи человек, которых мои наниматели осыпят драконьей пылью?
Пистолет крепче упирается в горло доктора.
– Легко говорить красивые слова, офицер. Выбор сделать сложнее.
– Здесь нечего выбирать.
Я вынимаю из левого рукава сложенную втрое бумагу.
– Это прямой приказ от Высокого Совета эльфов. Я должен совершить обмен.
Тело Дорроса содрогается. Он словно получил пулю в грудь. Ему приходится сделать небольшой шаг назад, чтобы устоять.
Он не может поверить, что все так просто.
– Обмен? Высокий Совет согласился на это?
– Не будь ты так труслив, Доррос, ты бы подошел и прочитал сам или позволил бы подойти мне. Но что же ты удивился – разве не на это ты рассчитывал, когда взял в плен безоружного полевого врача?
Холодные глазки Бланке становятся еще меньше. Шестеро человек выступают из-за его спины, и у всех подняты автоматы.
Значит, их больше, чем нас.
Их всегда больше.
– Я отвечу за тебя, Доррос. – Я снова скрещиваю руки на груди. – Ты думал, что сможешь надавить на меня, а я скрою все от Совета. Эльфы не поступают так. Мы все заодно.
– Я не верю.
Доррос наконец делает то, чего ему долго хотелось, – облизывает губы.
Он нервничает – и злится, что не смог этого скрыть.
– Я знаю, как поступают эльфы. Вы всегда лжете. Это какой-то трюк. Высокий Совет не мог отдать такого приказа.
– Не хочешь, не верь.
Я смотрю на него оценивающе, словно собираюсь купить.
– Но теперь я скажу тебе то, во что ты поверишь. Сейчас ты пойдешь вперед, а на полпути остановишься и позволишь доктору Стравицки подойти ко мне. Тем временем двое моих солдат передадут тебе бочку.
– Я же сказал, что не…
– Я не закончил. Мне известно, что у тебя три сестры, Доррос. Если ты или кто-то из твоих людей примется делать глупости – начнет стрелять, попробует похитрить… – Я развожу руками. – Завтра же ты получишь небольшое ожерелье. Из трех миленьких ушек.
