Пушкинский вальс - [11]

Она старалась встречать маму как можно веселее. И мама входила в дом с какой-нибудь жизнерадостной фразой. Мама принесла бутылку молока, ломтик сыра для ужина и два темно-бордовых пиона.

— Я таки всучила повести Тендрякова тому парню, помнишь, развязный такой? — оживленно, может быть чуточку громко, говорила она, входя. — Помнишь, Настя?

— Помню. Он еще в клетчатой рубашке был, помню.

— Да. А это пионы от одной читательницы. Я дала ей прочесть «Даму с собачкой». А она взяла и принесла мне пионы. Уж очень понравилась ей «Дама с собачкой»!

Мама не обратила внимания на резиновые сапоги, валявшиеся в прихожей на самом ходу, не задерживаясь прошла в комнату и говорила оттуда так же громко:

— Оказывается, он работает сварщиком на заводе. Ты знаешь, что такое быть сварщиком, Настя?

— Что-то не представляю. Наверное, квалифицированная работа.

— А знаешь, он неплохой. Притворяется циником, а если разобраться, неплохой, даже очень хороший. Любопытно, зачем они притворяются разочарованными, когда и жизни-то вовсе не знают?

Она замолчала. Настя заглянула в комнату.

Она стояла возле письменного стола, опустив руку с пионами, махровыми шапками вниз. Настя неслышно шагнула назад.

— Мутер, готовься обедать, — позвала она, переждав некоторое время, и вошла к матери, на всякий случай свалив по дороге со столика телефонную книжку.

Мама положила цветы на стол и вяло расстегивала кофточку. У нее было усталое лицо, сильно осунувшееся.

— Пыль в комнате, беспорядок. Стыдно, Настя. Нельзя опускаться, — сказала она.

— Не буду… Если мне в твою библиотечку устроиться, мама?

Мама быстро подняла на нее глаза, темные от темных подглазий.

— У тебя нет подготовки к библиотечной работе. Кроме того, у нас заполнены штаты.

— Куда же мне? — спросила Настя.

— Все это свалилось на нас. Не знаю даже куда, — сказала мама, покачивая головой.

Настя заметила: у нее появилась привычка качать головой, удивленно, словно что-то хочет понять и не поймет.

— В конце концов, не все ли равно? — беспечным тоном сказала Настя. — Надо зарабатывать на жизнь, вот и все. Устроюсь где-нибудь.

Мама неслышно спустила к ногам юбку, перешагнула, набросила на плечи ситцевый халат.

— Серафима Игнатьевна по пути от тебя заходила ко мне, — как бы между прочим сообщила она, завязывая поясок на халате, а сама следила в зеркале: что Настя?

— Значит, ты в курсе… о чем мы говорили. Ты согласна со мной? — спросила Настя.

Как неестественно они разговаривали! Им было бы легче, если бы они не старались молчать о том, что изменило их жизнь так резко. Но о том они молчали.

— Значит, ты в курсе, — повторила Настя. — Мне теперь надо зарабатывать кусок хлеба, ты согласна?

— Конечно. Но нельзя думать только о заработке. Скучно, когда в голове мысли только о заработке.

Внезапно к горлу Насти подкатился клубок слез, она ответила:

— Когда я собиралась на стройку, я думала о другом.

Мама завязала пояс, расправила складки халата, не спеша, каждую складку, и с невеселой усмешкой, которую Настя увидела в зеркале:

— Ты ведь не упрекаешь меня? Впрочем, может быть, и верно, я виновата. Надо было потерпеть.

…Долго, с отчаянием будет помнить Настя эти слова!

5

В авторемонтные мастерские на работу не взяли. Восемнадцати нет? Не нуждаемся. Свяжись с подростком — наплачешься. Тоже ремонтник!

На фабрике мягкой игрушки, напротив, уговаривали остаться. Девичья работа. Ленточки, тряпочки!

Десять лет учиться геометриям и экономгеографиям, а в результате шить «матрешкам» фартучки, — как вам понравится? Чепуха какая-то!

На завод безалкогольных напитков Настя не зашла. Постояла у ворот. «Бывают артистки, геологи, строители комсомольских городов… а я?»

Впрочем, никто не гнал Настю на завод безалкогольных напитков, случайно попался на глаза по дороге.

Вечером острила, докладывая маме о хождениях по мукам.

— Если бы хоть с алкоголем напитки, а то малиновые сиропы, представляешь, работка?

У них выработалась привычка шутить над своим невезением. Они изо всех сил упражнялись друг перед другом в юморе.

На следующий день позвонила Серафима Игнатьевна.

— В горисполкоме есть комиссия по распределению выпускников на работу. Распределяет. Да. Именно выпускников, да, на работу! Даже этого не знали? С луны вы, что ли, свалились?

Таким образом Настя получила путевку горисполкома на часовой завод. Приличный завод, не какая-то там игрушечная или мебельная фабрика. И от дома недалеко.

Вячеслав рыцарски сопровождает Настю. Каждое утро, собравшись в читальню, он встречает ее, как раз когда она выходит из дому искать работу.

Он притворяется, что удивлен — вот не ожидал! — и меняет маршрут, следуя за Настей в противоположную сторону.

— Делать то, что абсолютно тебе безразлично, — значит, убивать в себе «я». С какой стати? Зачем? Насилие над личностью, — философствует Вячеслав. — Если что в жизни интересно, так это развивать свое «я». Я хочу жить, как мне интересно. Мне! Понимаешь?

Он философствует в таком духе каждое утро. Настя слушает. Хорошо ему рассуждать, у него отец инженер, обеспечен. Над ним не каплет. Она замечает на нем разношенные сандалеты, с дырочками на носках.

— Ай-ай, Вячеслав, сандалеты скоро каши запросят. А когда совсем развалятся, кто новые купит? Папа?