Пушкинский бал - [3]
Отбирая интересующие нас свидетельства, мы решили допустить одну вольность: рядом с подробностями из жизни действительно существовавших семей Толстых, Вяземских, Гончаровых, Римских-Корсаковых и других привести описание событий, произошедших с представителями одной вымышленной семьи, знакомой нам, правда, лучше многих реальных. Это Ростовы. Как известно, Лев Николаевич Толстой в процессе работы над романом "Война и мир", изображая эпоху своих дедов и отцов (напомним, что Л. Н. Толстой родился в 1828 году), тщательно собирал и изучал воспоминания старших современников. Сам он принадлежал к разветвленному и талантливому роду и опирался в том числе и на семейные предания. Среди его родственников были и лично знавшие Пушкина. Это уже упоминавшийся Федор Иванович Толстой (Американец), приходившийся Льву Николаевичу двоюродным дядей, и семья знаменитого в свое время художника и медальера Федора Петровича Толстого. На мемуары Марии Федоровны Каменской, дочери Федора Петровича, мы еще будем иметь случай ссылаться, а ее сводная сестра Е. Ф. Юнге написала мемуарные заметки специально по просьбе Льва Николаевича. Дочери Ф. П. Толстого приходились автору "Войны и мира" троюродными сестрами, а Наташа Ростова всего на семь лет старше Александра Пушкина. Выдуманные Ростовы-младшие и Василий Денисов, с одной стороны, и реальные Пушкин и Лев Толстой — с другой, учились танцевать у одного танцмейстера (о нем речь впереди). Напомним здесь же читателям, что граф Л. Н. Толстой тоже отдал в свое время дань модному дилетантскому сочинительству танцев, и в доказательство приведем его единственный сохранившийся вальс.
Л. Н. ТОЛСТОЙ
Принадлежать к определенному кругу и при этом не уметь танцевать было невозможно. Плохо танцевать — позорно. Михаил Иванович Глинка по выходе из Благородного пансиона обнаружил явную недостаточность своей танцевальной подготовки: "Я вскоре убедился в необходимости уметь танцевать, начал учиться у Гольца, занимался с ним около двух лет и дошел до entrechats, doubles, ailes de pigeons и до других па, коими в то время франтили ловкие танцоры".
О молодом графе Хвостове, желая погубить его во мнении света, пустили остроту:
(Дюпор — знаменитый танцовщик; у Толстого Наташа Ростова в детстве влюблена в Дюпора и даже хочет стать танцовщицей.)
Широкую огласку приобрел конфуз, случившийся на одном из балов с князем А. П. Гагариным, сбившимся с такта в одной из фигур танца. Оставшийся неизвестным шутник поместил на следующий день в газету объявление: не угодно ли, дескать, князю Г...у, потерявшему каданс на таком-то бале, за получением оного явиться к танцмейстеру Гоголю. Злые языки утверждали, что всю зиму опозоренный князь, запираясь в своей комнате, тайком брал уроки танцев. Кстати, в одном из руководств к изучению бальных танцев давался совет: "Для лучшего понятия музыки или кадансу (который необходим) в танцах, должно непременно упражняться на каком-либо инструменте; ибо такта в танцах есть предмет, на который должно обращать все внимание". Иными словами, хорошим танцором может стать только тот, кто тонко чувствует музыку и развил в себе музыкальный слух и чувство ритма.
Если плохо танцующий аристократ рисковал низко пасть во мнении света, то талант танцора мог открыть двери аристократических особняков и перед человеком иного круга. В мемуарах того времени не раз вспоминается выпускник драматического отделения Театральной школы будущий знаменитый актер и театральный деятель И.И. Сосницкий. Будучи незнатного происхождения, он стремился так или иначе попасть в светское общество. Для этого употребил он свои способности к подражанию, копируя манеры известного светского льва графа Сологуба, а также природное изящество и мастерство в танцах. "Удачная эта репрезентация открыла ему вход в лучшие дома; я встречал его на балах и вечерах, где он отличался в мазурке и французском кадриле, а в ту пору не всякий их мог танцевать", — вспоминает современник. Добавим еще, что "выправка", которой до глубокой старости гордились прошедшие хорошую танцевальную школу, и неотъемлемое изящество движений помогали не только в танцах. Танцмейстеры учили также этикетным формам движений. Тем, кто обязан был следовать нормам придворного этикета, полагалось знать, сколько шагов надо сделать, подходя к их императорским величествам, как при этом держать голову, руки, куда смотреть, насколько низко следует присесть в реверансе и как правильно отойти. Вспомните, как в "Капитанской дочке" Анна Власьевна сетует, что Маша "ступить по-придворному не умеет".
Среди использованных нами исторических источников "Руководства...", "Школы..." и "Грамматики..." бального танца ведущих танцмейстеров прошлого века занимают важное место. Без их профессионального взгляда многие важные подробности Пушкинского бала ускользнули бы от нас.
Бальный сезон продолжался круглый год, исключение составляли только семь недель Великого поста; чаще всего балы давали зимой, начиная с ноября. Танцевали ежедневно, иногда на нескольких балах за день. Реплика Чацкого в "Горе от ума": "Сегодня бал, а завтра будет два" — вовсе не звучала преувеличением. Одна московская светская дама в письме к подруге перечисляет свои выезды за неделю (зима 1815 года): "В субботу танцевали до пяти часов утра у Оболенских, в понедельник до трех у Голицына, в четверг — костюмированный бал у Рябининой, в субботу — вечер у Оболенских, в воскресенье званы к графу Толстому на завтрак, после которого будут танцы, а вечером в тот же день придется плясать у Ф. Голицына". И в 20-е и в 30-е годы XIX века подобная картина сохраняется. Вот еще один пример (он относится к зиме 1834-го). Пишет брату в Москву петербургский почт-директор К. Я. Булгаков: "Ну уж и масленица. Всякий день балы. Сегодня у Шуваловых, завтра у Лазаревых, и французские артисты дают маскарад в пользу какой-то вдовы, на который также многие собираются; в среду у Австрийского посла, в пятницу у кн. Волконского, в субботу детский маскарад во дворце, а в воскресенье готовят маленький бал в Аничковом дворце, так как кн. Кочубей еще не здорова и не может дать обыкновенного своего танцевального дня". Это описание продолжает и дополняет дневниковая запись Пушкина: "Слава Богу! Масленица кончилась, а с нею и балы. Описание последнего дня Масленицы (4-го марта) дает понятие о прочих. Избранные званы были во дворец на бал утренний, к половине первого. Другие на вечерний, к половине девятого. Я приехал в 9. Танцевали мазурку, коей оканчивался утренний бал. Дамы съезжались, а те, которые были с утра во дворце, переменяли свой наряд. Была пропасть недовольных: те, которые званы были на вечер, завидовали утренним счастливцам. Приглашения были разосланы кое-как и по списку балов князя Кочубея; таким образом, ни Кочубей, ни его семейство, ни его приближенные не были приглашены, потому что их имена в списке не стояли. Все это кончилось тем, что жена моя выкинула. Вот до чего доплясалась".
