Пушкин и финансы - [31]
Иначе подошел к проблеме обеспечения своего сына С. Л. Пушкин. 16 апреля 1830 г. он писал ему, благословляя на брак: «Перейдем, мой добрый друг, к поставленному тобою вопросу о том, что я могу дать тебе. <…> у меня есть тысяча душ крестьян, но две трети моих земель заложены в Опекунском совете. <…> у меня осталось незаложенных 200 душ крестьян, – пока отдаю их в твое полное распоряжение. Они могут доставить 4000 руб. годового дохода, а со временем, быть может, дадут и больше»[318]. О состоянии Пушкиных, в котором они пребывали после извещения о женитьбе сына, П. А. Вяземский писал ему 26 апреля 1830 г.: «…более всего убедила меня в истине женитьбы твоей вторая, экстренная бутылка шампанского, которую отец твой розлил нам при получении твоего последнего письма. <…> Я мог не верить письмам твоим, слезам его, но не мог не поверить его шампанскому»[319]. В. П. Старк в связи с этим заметил: «Вяземский мог сколько угодно, в письмах к своей жене и даже в письмах к Пушкину в той иронической манере, которая давно установилась в его переписке с ними, подтрунивать над скупостью Сергея Львовича, но, как оказалось, в нужный момент родители сделали для сына все, что могли»[320]. Помощь родителей сыну по случаю его свадьбы была достаточно щедрой, но с одним недостатком: Сергей Львович дал сыну крестьян с наделом менее двух десятин земли на душу, в то время как у его крестьян было по пяти десятин, и эта земля была им заложена в Опекунском совете (т. е. часть ее отдать сыну было уже невозможно).
Сельцо Кистенево Сергачского (ранее Алатырского) уезда Нижегородской губернии досталась Сергею Львовичу после смерти в 1825 г. брата его по отцу Петра Львовича Пушкина (а тому, в свою очередь, от другого брата, ранее умершего Николая Львовича). Всего в Кистеневе числилось 474 души, из которых 200 было заложено Сергеем Львовичем. Кистенево («Тимашево тож»), расположенное в восьми верстах от Болдина, находилось во владении Пушкиных с начала XVII века. К 1798 г., когда Кистеневым владели Н. Л. и П. Л. Пушкины, единокровные (по первому браку отца) братья С. Л. Пушкина, относится следующее его описание:
…при двух озерах безыменных, а дачею речки Чеки на правой <….> И та речка в летнее жаркое время в мелких местах глубиною бывает в вершок, шириною в две сажени, а озеро глубиною в три аршина, а в окружности не более 250 саженей, – заливы же от речки Чеки пересыхают. Земля грунт имеет черноземистый, лучше родится рожь и полба, а греча, овес и пшеница, ячмень, горох и лен средственно. Сенные покосы изрядные, лес растет дубовый, березовый, липовый, осиновый, сосновый, ивовый. Крестьяне состоят на оброке, промышляют хлебопашеством, землю запахивают всю на себя, зажитком средственны…[321]
Небольшой барский дом, в котором жил П. Л. Пушкин, к моменту приезда поэта в Кистенево был уже разобран. После смерти владельца была составлена опись «движимому и недвижимому имуществу», дающая представление об этом весьма небогатом поместье[322]. Кистеневские крестьяне жили беднее болдинских, причиной чему было малоземелье[323].
С. Л. Пушкин начал предпринимать необходимые действия для обеспечения сына сразу же после обещания, которое дал ему в письме. Конечной целью этих действий было получение отдельной (владенной) записи – так на юридическом языке назывался документ, удостоверяющий права владельца на имение. Поскольку часть деревни была уже С. Л. Пушкиным заложена в 1827 и 1828 гг., он в мае 1830 г. был вынужден обратиться в С.-Петербургский опекунский совет с просьбой о разрешении на отделение сыну той части, которая была свободна от ипотечного долга. К прошению прилагалась так называемая «форма отдельной записи» (иначе: «форма раздела»), сообщавшая о содержании предстоящей операции с недвижимостью. Опекунский совет разрешил раздел, поскольку остававшееся у Сергея Львовича имение с лихвой покрывало его долг Совету и являлось свидетельством его «благонадежности» как должника. Разрешение было сообщено 31 мая 1830 г. в С.-Петербургскую палату гражданского суда, которая продолжила рассмотрение вопроса о возможности совершения отдельного акта на имение С. Л. Пушкина[324]. Если Опекунский совет занимали его ипотечные долги, то Гражданскую палату – партикулярные. Разыскания такого рода производились очень настойчиво, с привлечением чиновников различных экспедиций, которые ставили свои подписи под итоговыми сообщениями о нахождении или отсутствии долговых обязательств. Таковое было найдено, причем оно относилось еще к 1824 г. Сумма долга (1710 руб.) была, однако, сочтена малозначащей по сравнению с имеющимися у С. Л. Пушкина «свободными душами», поэтому Гражданская палата не стала препятствовать совершению отдельного акта на его имение.
Отдельная запись С. Л. Пушкина на передачу части села Кистенева сыну была утверждена 27 июня 1830 г. В ней от лица Сергея Львовича приводилось следующее условие отделения ему двухсот кистеневских душ «с женами и рожденными от них детьми»: «….он, сын мой, до смерти моей волен с того имения получать доходы и употреблять их в свою пользу, также и заложить его в казенное место или партикулярным лицам, продать же его или иным образом перевесть в постороннее владение, то сие при жизни моей ему воспрещаю; после же смерти моей волен он то имение продать, подарить и в другие крепости за кого-либо другого укрепить, притом засим отделом предоставляю ему, сыну моему, Александру, право после смерти моей из оставшегося по мне прочего движимого и недвижимого имения требовать следующей ему узаконенной части, напредь же сей записи означенное отдельное ему, сыну моему, по оной имение, никому от меня не продано, ни у кого ни с чем не укреплено, ни за что не отписано, цену ж тому имению по совести об’являю государственными ассигнациями восемьдесят тысяч рублей» (далее следует подпись самого С. Л. Пушкина и семи свидетелей, среди которых был и П. А. Вяземский). В тот же день, 27 июня 1830 г., отдельная запись была переписана в книгу Петербургской гражданской палаты, а С. Л. Пушкин внес необходимую плату за гербовую бумагу «двухсотрублевой цены», «припечатание» (т. е. за приложение печати) и «записку» (копирование в книгу)
