Пурпурная линия - [130]

— Великий Боже, — прошептал Кошинский, — в октябре, когда королю делали операцию!

— Да! — воскликнул я. — Морштадт очень подробно описывает, как приезд короля застает врасплох Бельгарда и Габриэль.

— И операция, — поддержал меня Кошинский, — тоже описана во всех деталях, чтобы показать, что Генрих не мог быть отцом этого ребенка.

— Да, почему нет? Действительно, почему он столь подробно описывает это хирургическое вмешательство? Только затем, чтобы показать, что в тот момент Наварра был физически не способен зачать с Габриэль ребенка. Но как получилось, что Габриэль в октябре снова забеременела? Король только что перенес тяжелую операцию на промежности и боялся, что утратит свою способность к зачатию. Разве не была наступившая в это время беременность Габриэль доказательством ее неверности? Была ли ее беременность от Бельгарда сомнительной попыткой доказать всему миру, что Генрих здоров, или же попыткой крепче привязать его к себе новой беременностью? И разве не это обстоятельство порицается в картине со всей возможной горечью?

Виньяк знал от Баллерини все подробности выполненной Генриху операции и ее возможные последствия. Но он так никогда и не узнал, кому он обязан крушением своих честолюбивых планов — Габриэль или La Rousse, герцогине или заговору итальянцев? Именно поэтому в своей последней картине он поместил их обеих на гротескное, омраченное присутствием смерти полотно. Смотрите, кричит картина, своей беременностью Габриэль хочет привязать к себе короля, получить кольцо королевства! На заднем плане виден настоящий отец, а рядом с герцогиней уже стоит следующая содержанка короля, Генриетта д'Антраг, о романе которой с королем спустя полгода после смерти Габриэль говорило все королевство. В день своей смерти, 10 апреля 1599 года, Габриэль была на шестом месяце беременности. Следовательно, ребенок был зачат после 13 октября 1598 года, поскольку Габриэль и Наварра расстались за несколько недель до этого. Генрих присутствовал на Совете в Фонтенбло, а Габриэль все это время провела в замке Монсо.

Известно, что больной, страдающий лихорадкой Наварра, был поздно вечером 13 октября неожиданно привезен в замок Монсо. Был поставлен диагноз камня в мочевом пузыре и абсцесса. Несколько дней спустя была сделана операция. Только в конце ноября король оправился от болезни, да и то не полностью. Если зачатие произошло в это время, то в момент смерти Габриэль в лучшем случае была бы на пятом месяце. Нет, ребенок, которого она унесла с собой в могилу, был, без сомнения, ребенком Бельгарда, который весь сентябрь и половину октября жил в замке Монсо, когда Генрих был в отъезде. Мы не знаем, были ли у Генриха подозрения. Кто-то из окружения наверняка сообщил ему о случившемся. Картина очень насмешливо рассказывает об этом. Картина, сказал я?

Я почти попытался назвать имя художника. Да, я представил себе, как после своего бегства из Парижа он вместе с Валерией возвращается в Ла-Рошель. Там, вдалеке от парижской суеты, он заново переживает и обдумывает происшедшие события и свое крушение, смысл которых только теперь начинает до него доходить. Проходят месяцы жизни в провинции. Он слышит о новой любовнице короля и о его женитьбе на Марии Медичи. Он ломает себе голову и пытается составить для себя ясную картину событий, которые помешали ему осуществить план сделаться придворным живописцем. Он размышляет о судьбе Габриэль, о ее исключительном предназначении, с которым он связывал все свои надежды. Но не Габриэль дала начало королевской линии, и королевскому пурпуру было не суждено украсить ее шлейф. Пала ли она жертвой итальянского заговора? Или Генрих отказался от нее из политических соображений и лишь печально наблюдал за отчаянными попытками Габриэль привязать его к себе, заранее зная, что все эти попытки напрасны и бесплодны? Беременность Габриэль в совершенно неподходящий срок, инсценированный скандал на банкете, разве все эти неуклюжие попытки не нашли своего отражения на картине?

Художник не нашел ответов на свои вопросы, но он сумел придать им такую форму, таинственное воздействие которой чувствуется до сих пор. Действительный смысл заказанной ему картины остался для него невыносимой головоломкой, которая не давала ему покоя всю оставшуюся жизнь. Так он пришел к необходимости добавить к первой тайне вторую, когда в какой-то момент, быть может, много времени спустя после смерти Габриэль, он начал набрасывать первые эскизы нового полотна. Потом он загрунтовал дерево и растер краски. Свинцовые белила. Зеленая медь. Киноварь. Память диктовала направление линий, рука безошибочно следовала за воспоминаниями. Линии и краски плыли перед его глазами. Он следовал за ними, надеясь, что в конце они приведут его к ответам. Но ответа не было. Решение ускользнуло, оставив его в тупике, оно бежало, оставив лишь символ: две дамы в ванне, Парку и едва различимую у верхнего края картины нижнюю часть тела обнаженного мужчины, на чьи чресла наброшена красная простыня. Может быть, художник видел, что нити сходятся именно там, в маленькой картине в картине, где не видно ничего, кроме обнаженного тела, прикрытого складками красной материи, которую наш слабый глаз воспринимает как тонкую пурпурную линию?