Пурпур и яд - [9]

Появление Ариарата прервало поток ее мыслей. Жрец был в белом до пят кандии и в такого же цвета войлочном колпаке.

— Ты пришла в день Кибелы, — начал Ариарат торжественно. — Владычица дала знамение, указала место для новой столицы. В ней не будет места для нечестивцев, которых называют невидимыми.

— Где мой мальчик? — Лаодика сбросила с головы покрывало.

— Митридат в горах Париадра, — отвечал жрец. — Мои люди открыли его убежище. Это хижина, в которой живут пастухи. Он променял на нее дворец и твое общество. С ним Моаферн.

Лаодика облегченно вздохнула. Ее щеки покрылись румянцем.

— Я мог помешать этой встрече. Но ведь приказ Аквилия не распространяется на тех, кто в горах.

— Благодарю тебя, — еле слышно проговорила царица. — Хорошо, что мальчик не один. Но как его вернуть?

— Наберись терпения! Еще немного, и он будет с тобою. В Лаодикее он вырастет верным сыном и мудрым царем на радость Кибеле.

ВСТРЕЧА С ПОНТОМ

— Прощай, Митридат! — сказал Моаферн, низко склонив голову. — Мы расстаемся надолго, может быть навсегда. Ты многому научился в горах. Но что ты знаешь о своем ремесле?

— О ремесле! — воскликнул Митридат.

— Если тебе не нравится это слово, возьми другое — искусство. Мы говорим об искусном враче, пекаре, кормчем. Как врач по частоте дыхания, по блеску глаз и другим симптомам определяет состояние больного, так государь по настроению подданных должен решить, как ему править. Пекарь замешивает муку на воде, а государь соединяет царство страхом. Но ведь тесто не должно быть слишком крутым или жидким! Кормчий выбирает путь, где нет подводных камней и опасных течений. Государь тоже должен смотреть вперед и видеть подводные камни. Все эти знания не даются от рождения. Их приобретают в общении с людьми.

Митридат сделал резкое движение. Он уже привык к манере речи Моаферна, к этим сравнениям, полным глубокого смысла. Но во всем, что бы он ни говорил, оставалась какая-то недосказанность. Почему они должны расстаться? Ведь вдвоем легче противостоять козням врагов. И кому, как не брату отца, взять на себя обучение этому ремеслу или искусству? И почему он всегда находит оправдание для матери, словно не она лишила его, Митридата, отца, словно не из-за нее он вынужден скрываться в горах?

Почувствовав внезапную настороженность во взгляде Митридата, Моаферн положил ему руку на плечо.

— Так нужно, мальчик. Да видит Солнце! Когда-нибудь ты это поймешь.

Моаферн запрокинул голову. На небе пылало огненное око всевидящего божества. Воздух был пронизан тем беспощадным светом, который не оставлял его зрению ни одного неясного очертания или тени. И горы, за которыми раскинулся Понт, выступали с такой невероятной четкостью, что можно было различить каждую их складку, каждый изгиб.

Митридат бежал, не разбирая дороги, напрямик. Ноги сами несли его. Колючие растения рвали кандий. Длинные волосы сбились на глаза. Пот заливал лоб. Словно и не было гор с их сверкающими вершинами, с потоками, неугомонно сбегающими со склонов. Словно всегда, как теперь, играл и переливался красками Понт.

— Го-го-го-о-о-о! — закричал Митридат, надеясь, что море отзовется эхом.

Но море не хотело его слушать и замечать.

— Гей, Понтос! — повторил он еще раз, когда море было совсем рядом.

— Радуйся, царь! — услышал он в ответ.

Нет, это не был голос нереид, с шумом набегавших на берег. Тритон не дул в свой рог. Не пели сирены! За скалой стоял человек в длинной хламиде, с кожаным щиток, приставленным к ноге. Митридат сразу его узнал. Это был Диофант, друг отца и господин Алкима, царский летописец и предводитель «подземных богов».

Эллин нетерпеливо махал рукой:

— Радуйся!

Митридата давно уже не удивляла емкость этого эллинского слова, которым обменивались при встрече и провожали в последний путь. У него не возникало желания спросить, чему он, собственно, должен радоваться. Он воспринимал приветствие в том первоначальном смысле, который ставил радость выше счастья, успеха и даже здоровья. Он на самом деле радовался и ясному утру и встрече с Диофантом, который отныне будет сопровождать его.

Прошло немало времени, пока Митридат обратил внимание на щит у ног эллина. В том месте, где обычно помещают голову Горгоны с волосами-змеями, находилось голубое пятно. Оно было окружено до самого обода темно-коричневой полосой с извилистыми линиями и небольшими белыми пятнами. Кое-где на краю можно было увидеть черненькие кружочки с надписями.

— Смотри! — сказал Диофант, поднимая щит па уровень плеч. — Моаферн сказал, что царю нужен чертеж Понта и соседних земель. — Тогда я купил этот кожаный щит и расписал, где море, где суша, где горы и города.

Митридат взял щит и бережно провел кончиками пальцев по его поверхности. Он нащупал глубокую вмятину, проходившую по центру голубого пятна. Может быть, его владелец сражался с римлянами и эта впадина от римского гладиуса?

Коричневое пятно на голубом фоне удивительно напоминало руку стрелка. Указательный палец наложен на дугу пука, большой оттянут вправо, и там, где его ноготь, черный кружок с надписью: «Пантикапей».

— Это столица Боспора! — сказал Диофант. — И наша цель.