Пурга в ночи - [114]

«Жители Марково и Белой в отчаянном положении. За отсутствием рыбы целыми нартами погибают собаки. Плохая охота, недоступные цены на товары лишают возможности получать продукты от купцов… Приезд товарищей встречен как спасение. Единственный выход — национализация в Марково имущества всех крупных спекулянтов, что и делается по воле трудящихся.

Ваш 667 комиссии продуправы противоречит нашей деятельности. Склады Анадыря подчинены ревкому.

Председатель Мандриков».

Расписавшись, Михаил Сергеевич передает листок Булату. Оба молчат. И так все понятно. Булат ставит свое имя и посылает Еремеева на радиостанцию. Михаил Сергеевич в задумчивости ходит по кабинету. Много бы он сейчас дал, чтобы увидеться с товарищем Романом, посоветоваться и еще раз убедиться, что он поступает правильно и что только так надо поступать в этих случаях. Радиотелеграммы Петропавловска посеяли в душе сомнения.

Булат понимает состояние товарища, но не может ему ничем помочь. Трудно бороться, когда рядом боец мешает. Таким мешающий товарищем и оказался Петропавловский ревком, появление которого они так радостно приветствовали. Тягостное молчание председателя и секретаря ревкома было прервано Бучеком. Не здороваясь, он стащил с головы малахай и швырнул его на стол:

— Вы решили снова взять мясо у шахтеров?

— Да. — Мандриков угрюмо смотрел на Бучека.

Тот вскочил:

— Понимаете вы или нет, что делаете?

— Зачем кричать?

Булат, как и Мандриков, недоумевал, почему Бучек так взволнован. У того даже лысина покрылась потом. Он выдохнул:

— На копях недовольство!

Только сейчас Мандриков понял, что Бучек не по пустякам покинул копи и явился в ревком. Михаилу Сергеевичу показалось, что в кабинете стало душно, тяжело заныло сердце. Он негромко попросил:

— Говори…

Первым движением Мандрикова, когда он выслушал Бучека, было собрать весь ревком и мчаться на копи, арестовать колчаковцев, без суда и следствия расстрелять Перепечко, Бирича и заодно с ними Струкова. Какой же он большевик, если не разглядел контрреволюционного выступления? Это же дело рук колчаковцев. Как же непростительно были мягки он и Берзин при следствии! Мандриков жалел, что отправил колчаковцев на копи.

Бучек словно догадался, о чем думает Мандриков.

— Не вздумай сейчас арестовывать колчаковцев! Дело хуже может обернуться.

— Ты тоже член ревкома… — Мандриков хотел обрушиться на Бучека, но вспомнил, что у того хотя меньше опыта и знаний, но он не раз предупреждал и его, и ревком о неправильном отношении к шахтерам.

Впервые за все время Михаил Сергеевич не знал, что делать.

Булат сказал:

— Против своего класса с оружием не пойдешь. Поговорить надо по душам.

— Это предоставляю тебе, — иронически произнес Бучек и провел ладонью по горлу: — Я вот так наговорился и наслушался.

— Соберешь товарищей. — Мандриков остро нуждался в совете и поддержке.

Едва ревкомовцы собрались и Бучек повторил свой рассказ, как в коридоре раздался шум, возбужденные голоса, топот ног. Ревкомовцы не успели сообразить, в чем дело, как от сильного удара распахнулась дверь и в комнату ввалились возбужденные шахтеры. И тут же остановились. Задние напирали:

— Чего уперлись? Входи все! Наши Советы!

— Тихо! — крикнул бородатый шахтер. Он был в запорошенной короткой кухлянке. Большая черная борода прострелена сединой. Лицо, безжалостно измятое жизнью, дышало решимостью, но много повидавшие на своем веку глаза смотрели не совсем уверенно. Он неторопливо стащил с себя рукавицы, похлопал ими одну о другую, словно выстрелил.

Мандриков неторопливо поднялся из-за стола.

— Здравствуйте, товарищи!

— Здорово! — ответил бородач, и вслед за ним вразнобой поздоровались еще несколько человек, но тут же раздался голос Малинкина:

— Не здороваться пришли, а дело делать.

— Это так, — бородач снова хлопнул рукавицами и обратился к Мандрикову: — Делегация, значит, пришла от угольщиков. Хотим, значит, чтобы мы тоже были ревкомом. Хватит нам в стороне оставаться. Таю вот значит…

Он замолк. Мандриков увидел среди шахтеров Перепечко и Бирича. Сразу же вспомнилась Елена. Заставил себя не думать о ней.

— Еще что хотите?

— Мяса больше не дадим. — Бородачу становилось говорить все труднее и труднее.

— Да за прошлое мясцо заплатить надо! — крикнул Малинкин. — За него нашими кровными шахтерскими денежками плачено!

Угольщики одобрительно поддакнули.

— Все? — коротко, почти ласково спросил Мандриков.

— Угу. — Черная с сединой борода елозила по кухлянке.

— А мы вот только сейчас об этом же говорили, — сказал Мандриков.

— Раньше бы надо! — крикнул Малинкин, но на него зацыкали.

Перепечко с тревогой видел, что воинственное настроение шахтеров быстро падает. Он шепнул Малинкину:

— Требуй роспуска ревкома.

Малинкин отрицательно покачал головой. Он видел, что предложение Перепечко может ему дорого стоить, и, вытянув шею, прислушивался к словам Мандрикова. Председатель ревкома говорил:

— За мясо, что раньше было взято, ревком, конечно, заплатит. Решайте сами: деньгами или товаром.

— Товаром, товаром! — закричали угольщики.

— Теперь о новой партии мяса, — говорил Мандриков. — Мы ведь не силой хотели его взять для новомариинцев, а хотели купить у вас. Если не продадите, то поедем в тундру, в стойбища.