Пуля для любимого - [11]

Вернувшись домой, Настя принималась варить овсянку себе и жарить яичницу для Игоря, который теперь каждый день торопился куда-то по делам. В доме начали появляться деньги — сначала не бог весть какие, потом уже побольше. Настя уже не отказывала себе в лишней баночке йогурта или огромной груше, если очень уж хотелось. Они с Игорем уже присмотрели в магазине для будущего малыша отличную коляску — не самую дорогую, но и далеко не дешевую, — но покупать пока не стали. Может, и глупо быть суеверными, но зачем искушать судьбу? Настя даже приданое для маленького домой не приносила, у матери держала и голубой красивый конверт, и одеяльца, и все пеленки-распашонки. Потом, пока она в роддоме будет, Игорь все домой принесет.

Игорь, торопливо поцеловав Настю, убегал, а она честно усаживалась за учебники, однако нередко, просидев над ними с час, внезапно понимала, что не прочла ни одного слова, а вместо этого видела себя, держащую на руках живой сверток, тихонько посапывающий. Встряхнув головой, она вновь пыталась сосредоточиться, но становилось уже жарко, их квартира обоими окнами выходила на юг, и Настя, махнув рукой на книжки, отправлялась под душ.

В общем, никогда еще она не сдавала сессию, абсолютно к ней не подготовившись. Но большой беды в этом не было. Преподаватели, лишь только взглянув на Настин выпирающий из-под легкого летнего комбинезончика живот и сияющие глаза, полные какого-то нездешнего счастья, моментально ставили ей в зачетке четверки. Ставили бы, наверное, и пятерки, если бы предыдущие отметки были получше, но Настю это совершенно не интересовало. Интересовало ее лишь то, что происходило внутри ее.

На девятом месяце она стала жутко бояться предстоящих родов.

— Да ладно тебе, не трясись так. Все через это прошли. Вон посмотри, сколько людей по земле ходит — их же всех кто-то когда-то родил. Никто еще, Настя, от этого не умер, — успокаивал ее Игорь.

— Как это — никто не умер? Женщины очень часто умирают во время родов, — обиделась Настя.

— Да брось ты… Когда это было. И вообще — ты молодая, здоровая, никаких отклонений, даже отеков нет — почему это ты должна умереть? От чего?

— От страха, — отвечала Настя и прижималась холодной щекой к щеке мужа.

— А вот от страха точно никто не умирал. Вот увидишь, все будет нормально.

— Ну да, ты же уже сто раз через это прошел. Знаешь, — шутила Настя. На этом разговор обычно закапчивался, чтобы на следующий день повториться снова.

Роды вопреки ее опасениям прошли совершенно благополучно и довольно быстро. Когда у нее начались схватки, она даже не закричала. Ей и в самом деле было не очень больно, но она знала, что первые схватки обычно бывают не очень болезненными, и принялась терпеливо ждать, когда же боль станет настолько сильной, что ей захочется кричать… В результате дотянула — едва не разродилась дома. А кричать ей так и не захотелось.

В четыре часа утра она осторожно тронула за плечо спящего на краю дивана Игоря, зажгла бра над постелью и, глядя на него в неярком свете расширившимися глазами, сказала:

— Кажется, пора…

Дальше все было, как в любой семье — суета и испуг Игоря, звонок в «Скорую», деловитая тетка в белом халате — словом, все, как у всех. К десяти утра их семья уже увеличилась еще на одного человека. Вернее, человечка — такого маленького, но ставшего в ее жизни самым главным. Никитка… Сын… Ее ребенок, ее сынуля! Вот он, лежит в кроватке, плотно спеленатый, с темно-красным личиком, удивительно серьезным, с длинными темными ресницами, совсем как у его отца. Господи, как хорошо, что теперь стали новорожденных оставлять в палате рядом с матерью — раньше, мама говорила, несколько дней только кормить приносили. А Настя не смогла бы, наверное, даже на несколько часов с ним расстаться.

Дальше все было опять-таки, наверное, как у всех — то есть как во сне. Несколько дней в роддоме, выписка, цветы, столпившиеся вокруг Насти мама и родители Игоря, бурные поздравления. Никитку осторожно передают с рук на руки, заглядывают в личико, обсуждают, на кого же он похож, чьи у него бровки, глазки, ротик… Да что тут обсуждать, Настя сама прекрасно видела, что он — вылитый Игорь. Во всяком случае, ей хотелось это видеть.

Дома их уже ждали роскошно накрытый стол, множество цветов, новенькая кроватка («Предки подарили», — шепнул Игорь), куча погремушек и огромный мягкий слон, восседающий в углу дивана.

— Игорек, откуда такие деньги? — улучив момент, тихонько спросила у него Настя.

— Что значит — откуда? У меня сын родился, неужели я денег не заработаю или пожалею, чтобы отметить как следует? Мужик я, в конце концов, или так, погулять вышел?

Настя счастливо рассмеялась, и Игорь, осторожно подхватив ее на руки, закружил по комнате.

— То есть как — деньги кончились? Я же тебе на этой неделе денег дал, куда ж ты их дела?

Настя расстроенно развела руками. Она стояла в дверях ванной, где Игорь заканчивал бриться. Вздохнув, упавшим голосом она произнесла:

— Ну, Игорек, ты сам посчитай… Ты дал триста рублей. На шестьдесят я мяса купила, еще пятьдесят — гречка, макароны, сахар, чаю пачка. Так, что еще? Ну, стиральный порошок у нас кончился, пришлось покупать… Яйца, молоко… Картошки три кило… Ах да — за свет я заплатила.