Пульсирующий камень - [27]

За все эти дни мы не раз возвращались к останкам ягуара и изучали его, но так и не пришли ни к какому разумному заключению. Теперь нам предстояло слетать в живарию еще раз, чтобы забрать остатки снаряжения. Мы отправились туда вдвоем с Кубой, а Дег и Даалу оставили в лагере. Примерно половину дороги мы летели молча. Вдруг Куба заговорил.

— Выходит, — размышлял он, — этот… как его зовут? Этот комиссар Рентрерос не захотел помочь вам, да?

Меня удивил его вопрос. Я давно забыл про Марагуа и про его уголовные тайны. Сейчас меня заботили только наши поиски и я неохотно ответил:

— Ну конечно. Вы же видели, с какой сердечностью он нас встретил.

Куба усмехнулся, и в глазах его промелькнуло что-то жестокое, мстительное.

— Вы правы, — согласился он. — Сначала горилла, этот негр, что пытался свернуть вам шею, потом барба амарилла — неплохой подарок, надо сказать, и наконец, этот доктор Савиль с пулей в груди. Именно так… — Он замолчал, продолжая усмехаться. Постом спросил: — А вы сами видели комиссара?

— Видел. Он в первый же вечер явился к нам в гостиницу… — В голове у меня зазвонили колокольчики тревоги. Куба заметил это.

— В чем дело, Мартин? Комиссар не понравился вам?

— Нет, дело не в этом, — пробормотал я, — просто мне кажется, будто я уже где-то встречал его. Но этого не может быть, конечно.

Минуты две, по меньшей мере, Куба молчал. Потом как-то очень многозначительно проговорил:

— Да, Мартин. Не может быть, чтобы вы встречались где-то прежде с комиссаром Рентреросом.

Я хотел было спросить, как понимать его слова, почему он придает им такое значение, как вдруг Куба закричал, указывая вниз:

— Смотрите! Живария! Горит!

Я посмотрел в иллюминатор и даже вскочил с места — туча густого черного дыма висела над деревьями там, где была живария. Вертолет сделал круг, быстро снижаясь, я открыл иллюминатор и высунулся наружу. В просветах между клубами дыма я увидел высокие, извивающиеся языки голубоватого пламени и хижину — она уже почти сгорела и теперь рушилась, взметая ввысь огромные всполохи искр.

— Это же горит наше топливо! — в отчаянии закричал я.

Куба громко выругался и опустился ниже. Ошибки быть не могло: яростный огонь и его голубой оттенок говорили только об одном — наше горючее исчезает прямо на глазах. Меня охватило мучительное желание понять, в чем же дело, броситься туда, что-то предпринять.

— Приземляйтесь, Куба, — приказал я. Он кивнул и вертолет опустился совсем низко, разгоняя своим вихревым потоком клубы дыма. Я смотрел во все глаза, но так никого и не увидел.

— Возьмите немного правее, к озеру. Куба. Там будет легче приземлиться, а потом…

Я не успел закончить свою мысль, как раздался страшный грохот, и на нас посыпались горящие куски пластиковой обшивки. Мы вскрикнули от неожиданности инстинктивно закрывая лицо руками. Пуля. проделав ровное отверстие в фюзеляже, с глухим ударом застряла в бортовом радиопередатчике.

— Стреляют! — проговорил Куба, и в голосе его не было ни тени волнения. Вертолет сделал еще круг, набирая высоту. Мы услышали, как еще несколько пуль пробили обшивку. Я схватил автомат.

— Поднимайтесь выше, Куба! — крикнул я и, высунувшись в иллюминатор, дал очередь в направлении к земле. Вертолет закачался — отчетливо прозвучала автоматная очередь.

— Мартин! — позвал Куба. Я хоть и стрелял, услышал его слабый голос и обернулся к нему. Вертолет бешено бросало из стороны в сторону.

— Куба! Куба! — закричал я. Он обернулся ко мне, и я увидел, что лицо его залито кровью.

— Пустяки, — отмахнулся он и окровавленными руками вновь ухватился за штурвал. — Пустяки… Перевяжите мне лоб, пожалуйста, — добавил он с поразительным спокойствием, — а то я ничего не вижу.

Я отложил автомат. Теперь мы шли уже над лесом и были вне опасности, далеко от пылающей живарии. Я обтер платком лоб Кубе, поискал рану… Она оказалась в волосах у самого лба.

— Нет, ничего страшного, — сказал я с облегчением, — всего лишь царапина. Какой-нибудь пластиковый осколок, отскочил от обшивки. — Пустяки, Куба, — повторил я. Странно, но в этот момент мне почему-то захотелось смеяться.

— Да, только щиплет, — недовольно проворчал он. Я перевязал ему голову платком и спросил:

— Больно?

Куба взглянул на меня. Он был бледен и обливался потом, но постарался улыбнуться:

— Нет, не больно. Только щиплет… Протрите мне вот этот глаз, черт возьми. Ничего не вижу…

Я вытер его лицо, залитое кровью и потом.

— Это тоже выставьте в счет, Мартин, — сказал Куба, — комиссар перешел к военным действиям Впрочем, — добавил он, — вы и сами объявили ему войну.

Едва не задевая кроны высоких деревьев, вертолет приближался к холмам.

Глава 12 ДВЕ СТАРЫЕ РВАНЫЕ ГАЗЕТЫ

Мы без труда добрались до нашего лагеря. Дег выбежал из палатки, приветливо махая нам, но когда мы приземлились, он заметил следы пуль на капоте да так и застыл с поднятыми руками. А увидев окровавленное лицо Кубы, вытаращил глаза и побледнел.

— Что это? — спросил он взволнованно, пока мы спускались по трапу. — Что с вами случилось, Куба, Мартин?

Вместо ответа Куба принялся внимательно осматривать вертолет.

— Комиссар позаботился, Дег, — Еще один подарок. Теперь Рентрерос перешел в наступление. Он обстрелял нас над живарией.