Пульсирующий камень - [102]

— Согласен, — ответил я. Это действительно было так. Я потерпел поражение, отчего же было не признать это? Мне никогда не удалось бы распутать эту историю. Вероятно, это было нечто вроде фантазии. Я прикоснулся к истине или был слишком далек от нее.

— Согласен, полковник, — повторил я. — А что касается отпуска, то мне хватит и пяти дней.

— Почему не десять, Мартин? — спросил он, облегченно вздохнув. — Куда думаешь отправиться? Почему бы не в Африку? Великолепные места, знаешь? Солнце, чащи, слоны и тому подобное.

— Кто знает, может, проведу отпуск дома за какой-нибудь хорошей книгой.

Давая понять, что разговор закончен, полковник произнес:

— Как хочешь, мой дорогой. Ты непобедим… Я постоянно говорил это и всегда буду говорить: ты непобедим. — Он поднял трубку и нажал на рычажок переговорного устройства: — Кто звонил, Рози?

Голосок секретарши быстро перечислил с десяток имен. Спленнервиль пробормотал что-то, потом пожал мне руку: — У меня дела, Мартин, извини, дорогой, но у меня дела… Так значит, увидимся… через пять дней, ты сказал?

— А разве не десять, полковник?

— Как? А, ну да… Как хочешь, как считаешь нужным. До свиданья. И развлекись! — крикнул он мне вслед, когда я выходил из кабинета.

Развлекись! Ну да, так я наверное и сделаю. Я спустился в свой кабинет, взял папку, в которой лежали бумаги, касающиеся этой истории — заметки, фотографии и все прочее — и вывернул в корзину для бумаг. Потом позвонил в отдел некрологов:

— Говорит Мартин Купер! Мне нужно дать объявление.

— Надеюсь, с вашими близкими ничего не случилось? — сдержанно поинтересовалась девушка. — Продиктуйте, пожалуйста.

Я медленно произнес:

— «Мартин Купер глубоко чтит память погибших Марка Д. Прискотта и Виктора Де Вито. Акава, 15 июля 1945 года».

— Это все?

— Все.

— Счет прислать в редакцию или домой, господин Купер? — спросила девушка. Я ответил:

— Отправьте его полковнику Спленнервилю, — и положил трубку.

На другой день я улетел в Кению.

Когда я вернулся, мне уже не хотелось думать об этой истории. В сущности, забывать иногда бывает столь же полезно, сколь и помнить И каждый хороший журналист должен уметь забывать. Мне почти удалось отвлечься, я решил было заняться статьей о негритянских гетто в северных штатах, как вдруг…

…как вдруг он пришел ко мне. Это было дождливым вечером, когда осень уже превращалась в холодную промозглую зиму, а я сидел дома и читая хорошую историческую книгу. В дверь позвонили — динь, дань, — и в ответ в моей голове тотчас затрезвонили колокольчики тревоги, причем так сильно, что я с трудом встал и прошлепал в коридор. Я открыл дверь, и сердце едва не выпрыгнуло у меня из груда На площадке стоял молодой человек. Я почти не расслышал, что он сказал.

— Господин Купер? — повторил он.

— Ах, да… Это я.

— Я вас не побеспокою?

— Нисколько. Чем могу быть полезен, господин…

— Моррисон, — ответил он и как-то странно, устало улыбнулся. Черные глаза его блестели: — Фрэнсис Моррисон.

— Конечно, господин Моррисон, входите. — И я, посторонившись, пропустил его в квартиру. Он вошел легким и уверенным шагом полного сил человека. Я разглядывал его, и колокольчики тревоги постепенно умолкала Волнение улеглось Итак, я подошел к завершению истории. Я отлично понимал, кто был этот юноша.

— Садитесь, пожалуйста, господин Моррисон, — я указал ему на кресло, — и скажите мне…

— Чем вы можете быть полезны? — закончил он мой вопрос. Усмехнулся и пожал плечами: — Ничем особенно… Но… Я прочел ваше объявление в похоронном разделе «Дейли Монитор»… Знаете, то…

— По поводу Прискотта и Де Вито, — прервал я его. На этот раз глаза его вспыхнула Он опустился в кресло. Широкоплечий, с крепкой, по-юношески тонкой шеей. Я заметил, что пальцы его нервно постукивали по подлокотникам кресла.

— Да… Именно по поводу Прискотта и Де Вита.

— Так в чем дело?

Он долго смотрел на меня, не зная, говорить или не говорить. Я прекрасно понимал, о чем он думает, — он спрашивал себя, откуда мне известны эти имена. Тогда я сказал:

— Но вы же не знакомы ни с тем, ни с другим, господин Моррисон. Эти двое умерли в сорок пятом. А сейчас на дворе семидесятый год В сорок пятом вас еще на свете не было, мне кажется… Вам, должно быть, лет двадцать-двадцать два…

Он слегка покраснел, пожал плечами.

— Да, это верно… Де Вито был моим дядей, — тихо ответил он, — и дома… я часто слышал разговоры о нем и о Марке Прискотте… он был его другом. Да, конечно, меня еще на свете не было, когда они погибли на войне, но… это ваше объявление, знаете… Может быть, вы были знакомы с ними, подумал я, — он попытался улыбнуться, — и вот пришел к вам узнать что-нибудь. О Прискотте, например.

— Прискотт умер, — сообщил я.

Он стиснул кулаки.

— Умер? — воскликнул он и едва не вскочил от волнения. Мне стало очень жаль его.

— А что? Разве вы не знали, что он умер 15 июля сорок пятого года?

— Это верно… — ответил од Лицо его покрылось потом, и он сильно побледнел, нервно сжимая кулаки. Я вышел наполнить два стакана виски с содовой и, вернувшись, протянул ему один Выпил немного сам и сказал:

— Теперь я хотел бы спросить вас кое о чем.

— Да… конечно… — согласился он, глядя на меня.