Пух и прах - [35]

– Так точно, сэр, – ответил Мейер.

– Так точно, сэр, – эхом повторил Клинг.

– Уверены, что можете установить наблюдение за скамейкой, приготовить приманку и при этом не обгадиться, как во время слежки?

– Уверены, сэр, все сделаем как надо.

– Тогда принимайтесь за дело! С пустыми руками можете не возвращаться.

– Есть, сэр, – дуэтом сказали Мейер и Клинг.

С этими словами оба детектива вышли из кабинета.

– Так, теперь с тобой. – Бернс повернулся к Хоузу. – Что думаешь насчет наркоманки, которая была в комнате убийцы?

– Думаю, он специально позвал ее к себе, – промолвил Коттон. – Хотел быть на сто процентов уверен, что она обдолбается и будет в отключке, когда ему придет время стрелять.

– В жизни не слышал подобного бреда, – фыркнул Бернс. – Выметайся отсюда к чертовой матери! Помоги Мейеру с Клингом, свяжись с больницей, узнай, как там Карелла, устрой еще одну засаду на тех двух подонков, что его отделали, короче, займись уже чем-нибудь, ради бога!

– Есть, сэр, – ответил Хоуз и вышел из кабинета.

Энди Паркер, разбуженный глухими голосами детективов, получивших выволочку, отер рукой лицо, высморкался и произнес:

– Маляры просили передать вам привет. Они все сделали и ушли.

– Слава богу, – вздохнул Мейер.

– Кстати, тебе звонили из прокуратуры, – добавил Энди.

– Кто именно?

– Ролли Шабрие.

– Когда? – вскинулся Мейер.

– Кажись, с полчаса назад.

– Почему меня не позвал?

– По-твоему, мне надо было вломиться в кабинет к лейтенанту во время летучки? – изумился Паркер. – Нет уж, спасибо.

– Я ждал этого звонка, – промолвил Мейер и поспешно набрал номер Шабрие.

– Кабинет мистера Шабрие, – произнес бодрый женский голос на другом конце провода.

– Бернис, это Мейер Мейер из восемьдесят седьмого участка. Я тут узнал, что мне звонил Ролли.

– Совершенно верно, – согласилась Бернис.

– Ты не могла бы меня с ним соединить?

– Он уже уехал и сегодня больше не появится.

– Что значит «больше не появится»? – удивился Мейер. – Сейчас только начало одиннадцатого.

– Ну… – немного замялась Бернис, – просто никто не любит работать по субботам.

* * *

Черная жестяная коробка с пухлой «куклой», сооруженной из пятидесяти тысяч клочков газетной бумаги, лежала в Гровер-парке прямо посередине третьей по счету скамейки, стоявшей на дорожке, которая брала начало от Клинтон-стрит. На скамейку ее водрузил детектив Коттон Хоуз. Перед тем как пойти на задание, он натянул на себя термобелье, два свитера, пиджак с брюками и ухогрейки. Хоуз был профессиональным лыжником. Ему доводилось ходить на лыжах, когда максимальная дневная температура не превышала минус двадцати, а минимальная опускалась до минус тридцати пяти. Хоуз помнил, как у него немели от стужи руки и ноги, как он стремительно летел на лыжах вниз по горному склону. Быстрей, быстрей вперед – не потому, что спуск доставлял ему удовольствие, не ради спортивных рекордов, а чтобы быстрее добраться до костра в лагере, прежде чем он превратится в сосульку и разлетится на тысячу льдинок. И все же Хоузу казалось, что он никогда в жизни так не мерз, как сейчас. Работать по субботам само по себе неприятно, а уж когда тебе вдобавок приходится торчать на морозе, от которого кровь стынет в жилах, – так это вообще кошмар.

Помимо Хоуза, тем субботним утром мужественно сносили порывы ледяного ветра и лютую стужу следующие люди:

1. Торговец баранками, стоявший у входа в Гровер-парк.

2. Две монахини, перебиравшие четки на второй по счету скамейке.

3. Парочка влюбленных, страстно ласкавшихся в спальном мешке за третьей скамейкой.

4. Слепой, сидевший на четвертой скамейке. Он поглаживал немецкую овчарку-поводыря и кидал крошки голубям.

Торговцем баранками был привлеченный к операции детектив Стенли Фолк из восемьдесят восьмого участка, расположенного на другом конце парка. Ему шел пятьдесят девятый год, и он очень гордился своими роскошными седыми усами с подкрученными вверх кончиками. Из-за этих усов он был известен чуть ли не каждой собаке в районе, и потому его редко использовали в операциях вроде этой. С другой стороны, усы вселяли ужас в представителей преступного мира – совсем как характерная бело-зеленая раскраска патрульных машин. Фолк не обрадовался, когда узнал, что его в такую погоду собираются привлечь к операции восемьдесят седьмого участка. На задание он оделся потеплее, натянув несколько свитеров, а поверх них – черную вязаную шерстяную кофту и белый фартук. Фолк стоял возле тележки со штырями, на которые были нанизаны баранки. В ее крышку был вделан передатчик.

Перебиравшими четки монахинями были детективы Мейер Мейер и Клинг. Вместо молитв они шепотом поносили Бернса, устроившего им выволочку в присутствии Хоуза и Уиллиса. В результате Мейер и Клинг чувствовали себя последними кретинами и были готовы провалиться под землю от стыда.

– Дурацкое какое-то ощущение, – прошептал Мейер.

– В смысле? – не понял Клинг.

– Нарядили не пойми во что, словно на вечеринку трансвеститов, – отозвался Мейер.

Что касается страстной парочки, то претендентов на роль влюбленного оказалось двое, и в результате Хоузу с Уиллисом пришлось кидать жребий. Дело в том, что изображать партнершу поручили работнице полиции Эйлин Бёрк, с которой Уиллис много лет назад расследовал одно ограбление. Рыжеволосая, зеленоглазая, длинноногая Эйлин являлась обладательницей роскошной фигуры и груди. Да, она была гораздо выше Уиллиса, который едва дотягивал до метра семидесяти двух, из-за чего чуть не получил от ворот поворот, когда подал документы на работу в полицию. Впрочем, разница в росте Уиллиса нисколько не смущала – его всегда тянуло к высоким девушкам, и те отвечали ему взаимностью.