Пугливая - [52]

— Мой ребенок исчез, — говорит Ханна, положив руку себе на живот.

Он все еще припухлый, чего я не ожидал, но врачи предупредили меня, что еще некоторое время после того, как они удалили ей матку, чтобы остановить кровотечение, она будет выглядеть, как беременная.

Да. В конце концов, это решение уже от меня не зависело. Когда они начали вынимать ребенка, она чуть не умерла прямо на операционном столе. Это был мальчик. Он выглядел довольно странно, но от этого не переставал быть ребенком. И меня по-прежнему убивал тот факт, что он был зачат и подвергнут таким мукам только из-за человеческой жестокости, подлости и злости. Он прожил тринадцать минут, и все это время его держал Пайк. Я не смог его взять, зная, что он умрет у меня на руках.

Мы назвали его в честь дедушки, мама подписала документы, а потом его забрала медсестра.

Я спрашивал Ханну, не хочется ли ей его подержать, но она отказалась. Я почувствовал облегчение.

Детям не стоит видеть подобного.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Кэсси

В ту ночь, когда это случилось, я была в стельку пьяной. В ночь, когда Дэймон… ну, сами увидите.

Мой восемнадцатый день рождения. Я была в гриль-баре, ела и тайком пила пиво вместе с Чейзом и остальными ребятами из футбольной команды. Думаю, что после аварии они меня жалели, взяли под свою защиту и в некотором смысле обо мне заботились.

Около одиннадцати часов Чейз отвез меня домой, но перед этим мы все заехали на футбольное поле и еще немного выпили. Когда мы лежали на траве, пили и передавали друг другу косяк, начал накрапывать дождь. От каждой затяжки у меня кружилась голова.

Дома свет горел только на крыльце. Я попыталась как можно тише отпереть входную дверь, но в итоге наделала примерно столько же шума, что и застрявшая в мусорке дикая кошка. Внезапно дверь открылась изнутри, просто распахнулась безо всяких церемоний, и я шлёпнулась лицом вниз рядом с двумя босыми ногами. Я зачарованно смотрела на то, как с моего мокрого от дождя плеча стекают капли воды и падают на пол, образуя подо мной лужу.

— Блядь, — пробормотала я.

После удара о полированное дерево у меня гудела щека. Если бы у меня в организме не содержалось столько алкоголя, она бы жутко болела. Пытаясь встать, я уперлась неуклюжими руками в пол, но вдруг меня резко подняли на ноги.

Дэймон смотрел на меня мутными глазами, словно до этого спал. На нем все еще была полицейская форма. Коричневая рубашка и брюки помялись, и это только подчёркивало его «сонный» вид.

— Что это тут у нас, — произнёс он, но на самом деле это был не вопрос.

Он вздохнул и на мгновение прислонился лбом к двери.

— Насквозь промокшая и в стельку бухая.

Я прыснула со смеху. Пока я стояла и капала на пол, Дэймон обошел меня и захлопнул дверь.

— Ты что… под кайфом? — спросил он, схватив меня за подбородок и заглянув мне в глаза.

— Нет, шериф! — ответила я, в шутку отдав ему честь.

Я рассыпалась в очередном приступе смеха, потому что все вдруг стало просто охренительно смешным. Я услышала, как он бормочет себе под нос «Господи боже».

— Если бы тебя увидела твоя мать…

— Ага, только она меня не увидит, — перебила его я, слегка протрезвев.

Смех сменился глубокой печалью, охватившим меня одиночеством, таким пустынным и бескрайним, как окружающая нас степь. Это чувство собственной никчёмности больно врезалось мне в живот, и я задрожала, обхватив себя руками.

— Кэсси…

— Она уже мертва, — сказала я.

И начала плакать. Из груди вырывались судорожные рыдания. По щекам, смешиваясь с дождевыми каплями, катились крупные слезы, от чего у меня всё еще сильнее поплыло перед глазами.

— Кэсси.

На этот раз мягче. Сочувственно. Он обнял меня, хотя я была насквозь мокрой от дождя, и от меня, скорее всего, несло несвежим пивом. Я прислонилась ухом к его груди, и на минуту мне показалось, что кто-то меня любит. Закрыв глаза, я растворилась на груди у Дэймона, слушая его ровное сердцебиение.

— Эй, — сказал он, слегка откинувшись назад и приподняв пальцем мое лицо. — Мы с этим справимся. У нас получится. Хорошо?

Я в полном отчаянье замотала головой.

— Нет, не хорошо. Ничего не хорошо.

— Кэсси, прекрати, — тихо произнес он и так сжал меня руками, что мне стало трудно дышать. — Прекрати.

Спьяну я разволновалась, стала болтливой и не прислушивалась к тревожным сигналам, предупреждающим о смене его настроения.

— Мы должны отключить ее от аппаратов, — прошептала я ему в грудь. — Мы должны дать ей умереть.

Его пальцы впились мне в руки. Тогда в первый раз Дэймон оставил на мне синяки.

— Заткнись! — заорал он, и вот теперь он конкретно разозлился.

Он оттолкнул меня от себя, и я ударилась спиной о кухонный стол.

— Никогда так не говори, — сказал он, сверкнув на меня голубыми глазами и тыча мне в лицо пальцем. — Не смей так просто отказываться от своей матери. Знаешь, у скольких людей вообще нет матерей? И ты так просто дашь умереть своей?

Я уставилась в пол, сжав крышку стоящего позади меня стола. Я ненавидела конфликтные ситуации. Терпеть не могла крики. Меня бесил тот факт, что мне хочется, чтобы моя мать либо поскорее поправилась, либо поскорее умерла.

Сердце забилось быстрее. В вены начало просачиваться какое-то тревожное чувство и разливаться по всему телу, словно лесной пожар. Вот-вот должно было произойти нечто очень плохое, и я, хоть убей, не могла понять что именно, и как это остановить.