Пугачев - [66]
Некоторые ученые полагают, что вышеприведенные сведения являются неполными. Например, британская исследовательница И. Мадариага считает, что «эти данные не учитывают дворовых, крестьян и горожан, павших жертвой шаек мятежников». Справедливость данной точки зрения подтверждает и сама ведомость. В конце документа читаем: «…до отправления сего не подоспели еще требованныя о сем же ведомости из 14-ти городовых канцелярий отдаленных». По всей видимости, речь в документе идет только о погибших мирных жителях и пленных офицерах и солдатах. Что же касается военных потерь правительственных войск, то они в литературе оцениваются примерно в шесть сотен убитых и тысячу раненых. Из этой же ведомости видно, что самым популярным способом истребления у бунтовщиков было повешение. Об остальных жертвах говорится, что они были перебиты, изрублены, утоплены, застрелены или заколоты, а о некоторых сказано: «Страдальческими смертьми замучены»[409].
Источники, однако, сохранили не только сухое перечисление жертв, но и довольно подробные рассказы о казнях. Вот, например, следственные показания казака-повстанца Ивана Ефремова, участвовавшего в подготовке экзекуции в Яицком городке в январе 1774 года. Ему было приказано соорудить виселицу напротив дома казачьего старшины Мартемьяна Бородина (хозяин, напомним, в то время находился в Оренбурге), что он и сделал вместе с бывшим бородинским работником Петром Шевяковым.
В день казни, когда народ собрался «для зрелища», привели «более десяти человек послушных казаков», приговоренных к смерти. После появления Пугачева, Толкачева и Овчинникова казаки Никифор Зоркий и Петр Быченин приступили к исполнению приговора. Повесив «послушных», они вывели Якова, дворового человека Мартемьяна Бородина. По словам Ефремова, дворовый, отправленный хозяином по какому-то делу из Оренбурга в Яицкий городок, был пойман на дороге. Пугачев приказал «пятерить» Якова — разрубить его на пять частей. По словам Ивана Ефремова, Зоркий и Быченин положили приговоренного «наземь на приуготовленную плаху и держали его — один за голову, а другой за ноги; топором же сечь было некому. Тогда Пугачев и Овчинников, оборотясь назад прямо на него, Ефремова (где он тогда зрителем же был), приказывали ему пятерить и рубить, почему он, Ефремов, не смея отговоритца против самозванцова приказа, не говоря ни слова, пошел и рубил того человека на части: сперва отрубил руки и ноги, а потом голову». Ефремов не хотел быть палачом, поэтому отправил мать и друга к Овчинникову с просьбой освободить его от «сей должности». «Для почести» ходатаи принесли несколько пряников.
— Подите, — сказал атаман, — теперь не до вас, а придите завтра.
Наутро они вновь явились к Овчинникову, но теперь уже принесли «в подарок» не пряники, а «денег два рубли».
— Хорошо, — сказал атаман, принимая подношение, — и без вас дело-та сделается.
И с тех пор Ефремова в эту «должность» «уже и не употребляли»[410].
Пугачев, видимо, всегда присутствовал при массовых казнях и не просто наблюдал, но и иногда руководил ими. Например, уже упоминавшийся подпрапорщик Григорий Аверкиев вспоминал, что во время казни полковника Чернышева и прочих офицеров его отряда (среди казненных была также одна офицерская жена) самозванец «махал платком на того, которого за кем на виселицу вести». Интересно, что во время этой казни вокруг виселицы стояли помилованные пленные, которых бунтовщики заставили смотреть на смерть своих начальников, а позади них яицкие казаки. Добавим, что приговоренных к смерти привели к виселице уже без одежды и обуви. Можно предположить, что, раздев своих врагов донага, пугачевцы хотели лишний раз унизить их или же перед смертью помучить холодом (дело было в ноябре). Однако была, вероятно, у этого поступка и более прагматичная причина: бунтовщики хотели получить одежду пленных офицеров незапачканной, ведь при повешении у человека происходят непроизвольные дефекация и мочеиспускание. Впрочем, восставшие не брезговали после боя снимать одежду с убитых, своих и чужих[411].
Аверкиев не запомнил имени яицкого казака, вешавшего Чернышева и прочих пленных офицеров, однако это мог быть Федор Карташев или Иван Бурнов — оба тогда «исправляли палачевскую должность» и, по некоторым сведениям, участвовали в этой казни. Если верить показаниям Пугачева, они «пошли в сию должность охотою». Однако из показаний Буркова следует, что он стал палачом случайно. Когда Пугачев приказал повесить казака Скворкина (как мы помним, он был самой первой жертвой бунтовщиков), то Бурнов стоял поблизости, а потому самозванец крикнул ему и другому казаку Быкову: «Што вы стали, возьмите его и повесьте!» Те, разумеется, повиновались «государевой» воле. Быков держал лестницу, а Бурнов, «взяв того Скворкина… взведши на лестницу… надел петлю». Впоследствии, по словам Буркова, вешал главным образом Карташев, а «когда случалось быть Карташеву пьяну, то тогда вешивал он». «Палачевская должность», видимо, тяготила и Бурнова, ибо он «напоследок» обратился с просьбой освободить его от исполнения этих обязанностей к пугачевским приближенным, а те, в свою очередь, просили об этом своего предводителя. Самозванец просьбу уважил и сделал Бурнова хорунжим в полку, которым командовал Шигаев
