Они были большими и теплыми, нежные, но с мозолями на кончиках пальцев. Ей это понравилось. - Дорогая, я не буду просить вернуться в церковь, потому что церковь не заслуживает вас. Но я попрошу разрешения провести службу и причастие в вашем доме. Я почту это за честь.
- Честь? Причастить хозяйку борделя? Женщину, которая, не раскаиваясь, продает себя?
- В родословной Христа есть четыре женщины - его прабабушки, так сказать. Тамара, которая притворилась проституткой, чтобы соблазнить своего тестя; Раав блудница, которая приютила и помогла шпионам Иисуса Навина; Руфь, которая соблазнила Вооза; и Вирсавия, которая прелюбодействовала с царем Давидом. Христос называл духовенство лицемерами, но обедал с проститутками. Вам бы он понравился больше, чем я. Более того, Христос полюбил бы вас еще больше, чем вы его. Я уверен. Мне больно и унизительно говорить, но это правда - вы ближе к Богу в своем борделе, чем я в церкви. В конце концов, Иисус испытывал нежнейшие чувства к женщине по имени Магдалена.
Она вздохнула.
Тяжело.
- Вы хорошо просите, - сказала она.
- Я иезуит. Нас учат просить. Обычно денег у богатых покровителей, но это умение можно использовать везде.
- Скажите, почему на ваших пальцах мозоли. Кажется подозрительным для священника.
Его брови дрогнули в замешательстве. - Я играю на гитаре. Электронной. Он вам этого не говорил?
- Нет.
- Я заставляю его играть со мной.
- И что вы заставляете его играть?
- Две недели назад мы сыграли дуэтом Pink Floyd ‘Shine On You Crazy Diamond.’ Если смогу найти The Who’s ‘Tommy’ она будет нашей следующей.
- Вы шутите.
- Не шутит, - ответил Маркус. - Он заставляет меня играть безвкусную рок-музыку с ним, в обмен на его разрешение играть то, что я хочу на школьном фортепиано. Это не мой стиль и не моя сильная сторона.
- Он слишком скромен, - сказал отец Баллард. - Парень может гастролировать с Клэптоном, клянусь. Хотя я с блюзом не особо дружу.
Она хотела улыбнуться, но сдержалась. Вместо этого она властно взмахнула рукой, как королева.
- Вы можете остаться.
Он поднялся на ноги скорее смиренно, чем изящно, остановившись, чтобы погладить Мышши по голове.
- Вы окажете мне честь? - спросил отец Баллард. - И я почту это за честь, правда.
- Я... - она начала и замялась. Она вдохнула, успокаивась, и прижала ладонь к груди. - Признаюсь, мне не хватало Всенощной. Мама всегда брала меня на каждую Рождественскую мессу, пока я не сбежала. Ей бы это понравилось.
- А вам бы понравилось? - спросил отец Баллард. - Я уйду прямо сейчас, если вы не хотите меня здесь видеть.
- Я бы хотела, чтобы вы остались. Думаю, вам стоит выслушать мою исповедь и отпустить грехи до моего причастия.
- Дорогая, церковь нагрешила перед вами гораздо больше, чем вы перед ней. Нам нужно ваше прощение. Но вам не нужно наше.
Она тяжело сглотнула и повернулась к Маркусу, который подошел к ней.
- Неудивительно, что ты превращаешься в человека, - сказала она Маркусу. - Он хорошо на тебя влияет.
Маркус наклонился поцеловать ее в щеку.
- Вы хорошо на меня влияете, - ответил он.
Все были прощены.
- Уже полночь, - сказал отец Баллард. - Начнем?
- Да, начнем. - Она посмотрела через плечо на Маркуса.
- Английский или итальянский? - спросил у нее отец Баллард.
- Я старше, чем выгляжу, - ответила она. - Можете прочитать на латыни? Пожалуйста?
- Dóminus vobíscum, - ответил отец Баллард.
- Et cum spíritu tuo, - ответила она, два слова слетели с ее губ моментально, словно слова старой песни, которую она годами не слышала, но так и не забыла.
Отец Баллард достал из своей сумки золотую чашу и поставил ее на стол.
- Хороший подарок, - сказала она Маркусу.
- Я очень сожалею, что моя церковь заставила вас страдать.
- Я не против страданий. Правда. Боль - это моя жизнь. Но твоя церковь... она больше, чем заставила меня страдать. Она разрушила меня.
- Верно.
- Я не могу это простить.
- Нет, и не могу представить, что сможете. Даже не смею просить об этом.
- Но... - начала она. - Но моя боль помогла тебе. Теперь я это вижу. Ясно вижу.
- Обещаю вам - когда я буду священником, буду защищать детей как вы и я. Я не причиню им вреда.
Она кивнула, поверив его обещанию.
Отец Баллард надел свою пурпурную ризу и епитрахиль. Он взял ее пуансеттию со стола и расположил на своем алтаре.
- Так вот почему ты принес мне пуансеттию из часовни, - сказала она.
- Я не крал ее. Я просто переместил ее - от одного алтаря к другому.
- Ты очень похож на пуансеттию, Бамби. Очень.
Он нахмурился на нее. - Чем же?
- Потому что все ошибочно думают, что ты ядовитый. Но это не так. Совсем не так.
Прежде чем Маркус смог ответить, отец Баллард начал службу.
Снаружи за окном позади отца Балларда начал идти снег. Немного снега, лишь одна или две снежинки. Магда ощутила тепло в груди, радость ярко цвела и краснела, как Рождественская звезда. Маркус вернул ей Рождество.
Может, в конце концов, он и был одним из Волхвов.
Не то, что бы она когда-нибудь сказала ему об этом.
Ей больше по душе быть с ним злой.
Конец
Notes
[←1]
прозвище Вивальди, «красный» из-за цвета волос, в 15 лет он начал учиться на священника
[←2]
квадратный плат, который раскладывается на алтаре в ходе Евхаристической литургии и на котором на всём её протяжении находятся патена с гостиями и чаша с вином для Евхаристии
