Птицы, звери и моя семья - [52]

– Вы мало кушаете, – сказала она. – Растущий подросток должен больше кушать. Для своего возраста вы слишком худой. Ваша матушка вас не обделяет?

Я себе представил, как вскинулась бы моя мать, если бы услышала такой выпад. Она отлично готовит, ответил я, и мы все едим как лорды.

– Рада это слышать, но выглядите вы немного бледновато.

Если я и выглядел бледновато, то исключительно из-за распираемого желудка. Поэтому я со всей возможной вежливостью сказал, что мне пора возвращаться.

– Конечно, дорогой, – сказала графиня. – Господи, уже четверть пятого. Как летит время!

Она вздохнула, но тут же просветлела:

– Скоро ведь чаепитие. Вы уверены, что не хотите остаться и перекусить?

Я ответил, что моя мать будет волноваться.

– Так-так. А зачем вы приехали? Ах да, сова! Мустафа, принесите гостю его сову, а мне принесите в гостиную кофе и чудесный рахат-лукум.

Мустафа принес картонную коробку, обвязанную бечевкой, и протянул ее мне.

– Лучше откройте дома, – посоветовал он. – Она совсем дикая.

В голове моей засела пугающая мысль, что если я прямо сейчас не уйду, то мне придется составить компанию графине за рахат-лукумом. Поэтому я искренне поблагодарил их обоих за подарок и направился к выходу.

– Я рада, что вы пришли, – сказала графиня. – Я просто в восторге. Приходите снова. Весной или летом, когда у нас будет больше разных фруктов и овощей. Мустафа замечательно готовит осьминога, просто тает во рту.

С радостью, сказал я, а про себя подумал, что перед этим надо будет три дня поголодать.

– Вот, возьмите. – Графиня сунула мне в карман апельсин. – Пока доедете до дома, наверняка захочется пожевать.

Когда я оседлал Салли и та затрусила по дорожке, графиня крикнула мне вслед:

– Будьте осторожны!

Стиснув зубы, я доехал до ворот, прижимая к себе коробку. Тут тряска меня окончательно доконала, я спешился, зашел за дерево, и меня вывернуло наизнанку, победно и отрадно.

Когда мы приехали домой, я поднялся к себе, развязал коробку, вынул оттуда сопротивляющуюся, щелкающую клювом сову и посадил ее на пол. Собаки, сбившиеся в круг, чтобы поглазеть на новое приобретение, тут же попятились. Они знали, на что способен Улисс в плохом настроении, сова же была раза в три крупнее. Писаная красавица. Спинка и крылья цвета золотистого меда с пепельно-серыми вкраплениями, грудка кремово-белая, без единого пятнышка, а ореол из белых перышек вокруг этаких восточных темных глаз казался хрустким, словно накрахмаленным, как елизаветинский плоеный воротник.

С крылом все обстояло не так плохо, как я боялся. Это был чистый перелом, и после получасовой борьбы, не обошедшейся без кровавых царапин, я сумел-таки наложить шину по всем правилам. Лампадуза – так я назвал сову, просто мне понравилось, как это имя звучит, – воинственно топорщилась перед собаками, не желала дружить с Улиссом, а на Августа Почеши-мне-брюшко глядела с нескрываемым презрением. Я решил, что ей будет легче обосноваться в темном укромном месте, и отнес ее на чердак. Одна из комнат там совсем крохотная, с единственным окошечком, покрытым таким слоем пыли и паутины, что солнце почти не проникает внутрь. Тихо и сумрачно, как в пещере. Здесь, подумал я, Лампадузе будет проще выздоравливать. Я посадил ее на пол, рядом поставил железную тарелку с нарезанным мясом, вышел и запер за собой дверь, чтобы сову никто не беспокоил. Вечером я пришел ее навестить с дохлой мышкой в качестве подарка и засвидетельствовал заметное улучшение. Она съела почти все мясо, а увидев меня, зашипела, защелкала клювом и расправила крылья, а глаза прямо-таки горели. Воодушевленный таким прогрессом, я оставил ее наедине с мышью и отправился спать.

Меня разбудили голоса из материнской спальни. Удивившись спросонья, чем это мои домашние могут заниматься в такое время, я вылез из кровати и высунул голову в коридор.

– А я тебе повторяю, это полтергейст, черт бы его побрал, – сказал Ларри.

– Дорогой, это не может быть полтергейст, – возразила ему мать. – Полтергейсты швыряются вещами.

– Как бы там ни было, он там наверху гремит цепями, и его надо изгнать из дома. Вы с Марго у нас специалисты по загробной жизни. Вот и давайте, вперед!

– Я наверх не пойду, – с дрожью в голосе объявила Марго. – Мало ли кто там окажется. Вдруг это злой дух?

– Кто ж еще, – сказал Ларри. – Я уже битый час из-за него не сплю.

– Дорогой, ты уверен, что это не ветер? – спросила мать.

– А то я не знаю разницы между ветром и привидением, которое забавляется с ядром и цепями.

– Может, это грабители, – для пущей уверенности предположила Марго. – Тогда нам лучше разбудить Лесли.

Чувствуя себя сонной пчелой после вчерашних возлияний, я не мог взять в толк, о чем идет речь. Они умудрялись создавать интригующие проблемы в самое неподходящее время дня и ночи. Я прогулялся до материнской спальни и заглянул в щелку. Ларри вышагивал взад-вперед, и его халат шуршал по-царски.

– Что-то надо делать, – гнул свое Ларри. – Я не могу спать, когда у меня над головой гремят цепями. А если я не могу спать, то я не могу писать.

– Я не понимаю, дорогой, чего ты от нас-то хочешь, – сказала мать. – Наверняка это ветер.