Птицы небесные. 3-4 части - [46]

— Можно я денек отдохну от смирения, а потом снова начну смиряться?

— Можно, можно, дорогой мой, — засмеялся я, погладив его по непокорным вихрам.

За эти дни мы целиком подготовились к зимовке и насушили сухофруктов — яблок и диких груш. Одно грушевое дерево, которое я расчистил на опушке леса, дало огромное количество плодов, которые висели на ветках, словно елочные украшения. Мы терпеливо ожидали, когда наши груши поспеют. Капитан называл их «дули». К сожалению, как раз перед нашим приходом медведь обломал все дерево, оставив лишь изуродованный ствол. Зато ульи, подаренные пчеловодом, дали несколько ведер меду. На Грибзе у меня была припасена фляга «дурного» меда и продукты для долгой зимовки, которые мы успели занести еще раньше. Наконец-то мы накатали свои свечи, которые меня умиляли своим чудесным медовым запахом, благо теперь появился свой воск. Поэтому, не имея нужды в сопровождении, в горы я вышел один, провожаемый друзьями. Мы договорились, что Харалампий отведет попозже мальчика в село.

— Батюшка, а с вами можно на Грибзу? — Он ухватился ручонками за рюкзак.

— Бог даст, весной, Ваня, весной…

— Ну, это еще так нескоро! — протянул он с сожалением.

— Не успеешь глазом моргнуть, Ванечка… — Я подкинул получше на спине увесистый рюкзак и зашагал по тропе. — Прощайте, отцы!

— С Богом, отец Симон! Даже не верится, что до самой весны не увидимся! — крикнул вслед послушник Георгий. Обернувшись, я помахал ему рукой. Харалампий вдогонку крестил меня и дорогу, которая крутым зигзагом уходила в безлюдные молчаливые леса и одиночество.

Зима пришла в одночасье, как будто рухнула обвалом с низкого серого небосклона. Заметалась, забилась по звериным тропинкам пурга, загоняя дым из трубы обратно в келью, метельным кулаком стучала в стены. И так же неожиданно, как началась, утихла. Но я уже не верил наступившему снежному спокойствию зимнего леса. «Всегда до того, как зима действительно установится, кто-нибудь придет», — говорил я себе, глядя в заледеневшее окошко, в которое забрел случайный лучик вечерней зари.

И точно: в сумерках тревожный и хриплый голос Харалампия заставил меня выбежать на порог. Обмотанный рваным шарфом, с растопыренными руками, поскольку из-под поношенного армейского бушлата выглядывали подрясник, свитер и что-то еще, он был похож на небольшую копну сена, занесенную снегом.

— Батюшка, скорей, помогайте! Послушник Георгий гибнет… — прохрипел мой гость.

— Где?

Держась за мою руку, он с трудом взобрался на порог.

— В овраге рядом засел, сил уже нет… Просит принести ему сухие носки и чего-нибудь горячего…

— Присаживайся, обогревайся!

Я быстро кинул в рюкзак шерстяные носки, теплые варежки, налил горячий чай в термос, так как чайник всегда стоял на плите, и поспешил по следам в глубоком снегу к оврагу. Метрах в трехстах от кельи удалось набрести на капитана, утонувшего по грудь в глубоком снегу на крутом склоне.

— Отец Симон, сбились с тропы… Попался в ловушку… Ни вверх, ни вниз! Ноги мокрые… Замерзаю… — Он схватился холодной рукой за мою руку. — Перчатку где-то потерял, — прошептал послушник.

Голос не повиновался ему. Соскальзывая под тяжестью его крупного тела, я полез вверх. Нахлебавшись сыпавшейся сверху снежной пыли, мы кое-как выбрались из крутого оврага. Под пихтой послушник стащил сапоги и снял мокрые носки. Я держал его за плечо, пока он переобувался. С ветвей внезапно рухнул ком снега, попав Георгию в сапог, стоящий рядом, пока он засовывал ногу в другой сапог.

— Ах ты зараза… — не удержался мой друг, раздраженно вытряхивая из обуви снег. — Как это меня угораздило не взять запасные носки?

Выпив горячего чаю, он с удовольствием надел теплые варежки и топнул ногой:

— Вот теперь порядок!

Через полчаса в келье, у жаркой печи мы пили горячий чай с медом. Промокшая одежда, развешенная на гвоздях, вбитых в стену, парила.

— Блаженство-то какое… — вздыхал Харалампий после каждого глотка. Они вынули из рюкзаков свежий хлеб, сыр, сушеные груши.

— Батюшка, вы не хлопочите с кашей, экономьте продукты, вам еще зимовать, а мы завтра вниз рванем, — приговаривал повеселевший капитан, отрезая толстые куски сыра. — Вот попал так попал… Даже не верится! — Он покрутил головой. — Но теперь уж я помолился! Паники не было… Правда, Харалампий? — Георгий шутя подтолкнул его локтем. Инок в ответ улыбнулся. Видно было, что они хорошо ладили между собой.

— Правда, правда, потому и добрались. Чем горы-то хороши? Тем, что в них без молитвы — ни шагу! Теперь, дай Бог, вниз по следам легче будет… — Харалампий перекрестился.

— А зачем вы так рисковали? Что-нибудь случилось? — спросил я.

Гости переглянулись.

— Нет, ничего особенного не случилось… — Георгий подумал и сказал: — Просто потянуло что-то вас проведать, пообщаться… Говорю вчера: «Давай, Харалампий, двинем на денек к отцу Симону!» А он безотказный раб Божий: «Двинем так двинем, Георгий!» Ну, мы и двинули! — Они рассмеялись, понимая друг друга с полуслова. — А если серьезно, так у меня, батюшка, к вам просьба: постригите меня в монахи! Как-то на сердце легло после нашего крестного хода на Цыбишхе… Мне уже сорок пять лет. Хватит по земле ходить неприкаянному… — Он ожидал ответа, весь собравшись и сосредоточившись.